Бальзак, Мериме, Мопассан, Франс, Пруст. Перевод с французского Елены Айзенштейн - стр. 17

– Он еще больше поэт, чем художник, – серьезно ответил Пуссен.

– Там, – повторил Порбю, касаясь холста, – заканчиватся наше земное искусство.

– А здесь пропадает в небе, – сказал Пуссен.

– Сколько наслаждения в куске холста! – воскликнул Порбю.

Старик не отзывался и улыбался своей воображаемой им женщине.

– Но рано или поздно он определит, что за его холстом ничего нет, – сказал Пуссен.

– Ничего за моим холстом? – повторил Френофер, глядя прямо на двух художников и на картину, о которой шла речь.

– Что вы сделали! – ответил Порбю Пуссену.

Старик с силой схватил руку молодого человека и сказал ему:

– Ты ничего не видел, деревня! молокосос! монстр! болван! бастард! Зачем ты сюда явился? Мой дорогой Порбю, – продолжал он, обращаясь к художнику, – вы тоже, вы разыгрываете меня? Ответьте, я ваш друг, скажите, я испортил мою картину?

Порбю стоял в нерешительности, не осмеливаясь ничего сказать, но тревога на побелевшем лице старика была так сильна, что он показал на холст и сказал:

– Видите!

Френофер созерцал свою картину несколько мгновений и заколебался.

– Ничего, ничего! И это работа десяти лет!

Он сел и заплакал.

– Я глупец, безумец! У меня не было ни таланта, ни способностей, я не более, чем богатый человек, торговец, и мне нечего продать! Я ничего не создал.

Сквозь слезы он созерцал свой холст, вдруг поднялся с гордостью и кинул на двух художников сверкающий взгляд.

– Клянусь кровью, телом, головой Христа, вы ревнуете, вы хотите, чтобы я поверил, что она испорчена, чтобы украсть ее! Я вижу сам. Она волшебно-прекрасна.

В этот момент Пуссен услышал плач Жилетты, забытой в уголке.

– Что ты, мой ангел? – спросил художник, внезапно превращаясь в возлюбленного.

– Убей меня! – сказала она. – Я еще позорно люблю тебя, несмотря на то, что я презираю тебя. Я восхищаюсь тобой, и ты приводишь меня в ужас. Я люблю тебя и ненавижу.

Пока Пуссен слушал Жилетту, Френофер покрыл свою Катарину зеленой саржей с серьезным спокойствием ювелира, который верил, что имеет дело с компанией ловких воров. Он бросил на художников глубокий взгляд, полный презрения и подозрений, молча с судорожной быстротой раскрыл дверь своего ателье. Затем он сказал им у порога:

– Прощайте, мои милые друзья.

Это прощание охладило двух художников.

На следующий день Порбю, обеспокоенный, вернулся, чтобы повидать Френофера, и узнал, что ночью тот умер, после того как сжег свои холсты.