8 марта, зараза! - стр. 33

– Алла Альбертовна, там ваш отец…

– Мой отец? – удивляюсь я. – Он же в больнице.

– Сбежал.

– И что он делает?

Верзила разводит руками:

– Сходите и посмотрите сами.

Я поднимаюсь и иду за ним на ватных ногах, а сердце железной лапой давит тревога.

Мне жаль оставлять Филиппа и уже у выхода из гостиной оборачиваюсь к нему, он машет рукой: мол, всё нормально.

– Иди, разберись, я пока порисую. Как раз сосредоточиться нужно, – говорит дизайнер, отпуская меня.

И я, наконец, выхожу следом за охранником.

Ворота приоткрыты, чуть поодаль я замечаю такси – отец, почему-то, не отпустил машину. Секюрити провожает меня до ворот и застывает рядом с ещё парой таких же шкафов.

Я же пересекаю линию ворот и тут замечаю отца. Клиника, в которую отвёз его Асхадов, недаром лучшая в городе – папу славно подлатали. Но он всё равно ещё измученный и жалкий. Стоит, опираясь на костыли. Лицо синюшно, но уже не выглядит сплошным кровавым месивом.

– Папа! – бросаюсь к нему. – Зачем ты из больницы убежал?

– Как я мог спокойно там лежать, когда знал, что моя дочь, моя кровиночка в лапах… этого!

Запоздалое раскаяние. Но меня уже совсем не трогает. Наоборот, досада берёт, что отец так ничего и не понял. Что, облажавшись по всем статьям, он ещё пытается найти виноватых.

– Уж лучше в его лапах, – резко отвечаю я, – чем быть изнасилованной толпой отморозков.

– Доченька! Аленький! – канючит отец. – Я же добра тебе желаю! Ты… ты не знаешь, что это за человек?! Не знаешь, что он сделал со мной?! – его начинает трясти от бессильной злобы. Впивается в костыли до побелевших костяшек.

И я холодею внутри.

За то недолгое время, что я провела в этом доме, успела убедиться: Асхадов – человек жесткий, но с принципами. Твёрдыми и…правильными. Такими, истинно мужскими, что ли. Иногда злящими меня, но лишь ту часть, которая напичкана современными идеями феминизма. А в остальном – я готова покориться, готова принять его власть, ведь, если трезво размыслить, он не сделал мне ничего дурного. Только помощь, забота (уж какая есть), решение моих проблем. Ответственность. Серьёзность. И… честность. Та самая горькая правда – не придумывай меня.

Мужчин судят по делам.

Отец же – по делам – профукал право на доверие, даже право на сочувствие. Но я всё же хочу знать, чем же обидел его Асхадов? Чем, что отец уже пять лет хранит и лелеет обиду на него?

– Так расскажи, – говорю. – Устала от недомолвок, игр, пряток. Говори прямо. И если ты прав – я пойду с тобой. Потому что ты – мой отец.

– Правда, Аленький, штука сложная. У каждого своя.

– Папа! – злюсь. – Хватит темнить и увиливать. Расскажи, что он сделал?