22:04 - стр. 26

Было около восьми вечера, примерно в это время я всегда ужинаю, и я спросил его, не хочет ли он есть, но оговорился, что повар я никудышный и могу приготовить только стир-фрай[42]. Он сказал: поем с удовольствием. Лишь когда я вынимал из маленькой стиральной машины с сушкой, которая стоит у меня в чуланчике, чистые полотенца для него, мне пришло в голову предложить ему постирать у меня одежду; я сделал это, немного смущаясь из-за собственного великодушия. Будет очень кстати, ответил он, и я показал ему, как все работает; он выгрузил из рюкзака в машину грязную одежду, но в ванную отправился в чем был.

Начав резать овощи, я почувствовал, что не очень-то голоден; мысль о готовке появилась у меня, вероятно, просто потому, что надо что-то предложить человеку и надо чем-то себя занять, пока он в ванной. Алекс дала мне несколько бутылок вина из оставшихся от адвоката, и я откупорил одну. Я поставил вариться красное киноа, нашел в глубине холодильника нормальный на вид тофу[43] и добавил к брокколи и тыкве, пока чеснок и лук обжаривались в масле. Из кухни мне видно было, как из-под двери ванной идет пар. Я вставил телефон в гнездо маленькой акустической системы и запустил The Very Best of Nina Simon: я хотел заглушить любые звуки, способные смутить нас обоих, какие он мог там издать.

Мешая овощи, я с медленно нарастающей тревогой осознал, что не могу вспомнить, когда последний раз готовил в одиночку для другого человека; я вообще, честно говоря, не помнил, чтобы когда-нибудь это делал. Я много раз готовил вместе с кем-то, обычно выступая в роли потрясающе некомпетентного помощника шеф-повара, которым могла быть Алекс, мог быть Джон, мог быть еще кто-либо из друзей или родни. Бывало, я говорил интересующей меня женщине: «Мне хочется пригласить вас ужинать, но я не умею готовить», – в надежде, что она скажет на это: «А я готовлю очень хорошо» и я смогу попросить ее прийти поучить меня; когда это срабатывало, мы с ней пили на кухне спиртное, а в стряпне я между тем проявлял милую (как я надеялся) неуклюжесть и ровно ничему не учился. Кроме разве сэндвичей, которыми я кормил Алекс, когда она болела мононуклеозом (да и те я норовил не делать, а покупать), я не мог припомнить просто-напросто ни единого случая, чтобы я один своими руками приготовил даже простейшее блюдо для кого-то другого. Самым близким к этому, что хранила моя память, была жарка яичницы в День матери или День отца в детстве, однако мне всегда помогал не затронутый праздником родитель, да и брат прикладывал руку. Напротив, блюдам, которые готовили для меня другие, конца-края не было, они исчислялись многими тысячами, а их общий вес – тоннами, начиная от материнского молока и кончая совсем недавними трапезами. Не далее как на днях Аарон зажарил курицу для нашего традиционного ужина (мы встречаемся раз в месяц потолковать о том о сем и обсудить Роберто), а прошлым вечером Алина соорудила изысканное трио ближневосточных салатов; ни ему, ни ей я не помог ни в чем, хотя мимоходом предлагал. Мой обычный вклад сводится к вину, которое само представляет собой тщательно выдержанный продукт чужого труда. Скорее всего, были эпизоды, о которых я запамятовал, но эпизоды в любом случае крайне редкие.