Звереныш - стр. 6
– А ты на меня своего не вешай, – злился Алексей, – мой один. Я на своего работаю. А ты – на своего трудись! Ишь, свинья опоросная, чего удумала – двоих на меня повесить!
– Скотина неблагодарная. – рыдала Танька. –Ты же знал про мальца, по-другому тогда пел…
Алексей хмыкал и злорадно улыбался в ответ.
– Дура ты, баба, – повторял он ей несклолько раз и крутил пальцем у виска.
В такие минуты Светику было жаль мать, и он, прижавшись к ее пухлой руке, начинал ее утешать, зло и боязливо поглялывая в сторону отчима.
– А ты не лезь, Славка;– мычал отчим. Это наше с матерью дело. А ты телок еще. Вырастишь – поймешь…
– А и то, сынок. Не лезь, – поддакивала мать, желая скорее сгладить ссору и примириться с мужем. – Это он с голодухи, обед у меня снова не задался. Мечусь здесь между вами, потому и идет все вкривь и вкось… А ты не сердись и не бойся… Так-то папка хороший…
– Он не папка, – тихо возражал Светик и обиженно отходил от матери, интуитивно понимая, что она его не защитила, а даже наоборот, предала в угоду этому не любившему ее человеку, для которого он ничего не значил.Он тогда еще не знал слова «предательство, он только почувствовал вокруг себя такую пустоту, которой не знал раньше, очертив вокруг себя ледяную черту, где не было Алексея и брата..
Нет, Алексей не обижал, он просто ненавидел Светика. Они были чужие, и четыре стены никак не сближали их. И мать, словно отступив от него на шаг, уже не делала его навстречу ему, а смотрела со стороны, из той новой семьи, которой он не стал родным.
Его детское одиночество приучило его быть молчаливым. Он разговаривал
мало и редко, стесняясь вопросов о себе, матери или отчиме. Он старался как можно реже быть на виду у взрослых, а с дворовыми сверстниками и подавно был молчалив, предпочитая слушать их рассказы и представляя себе, что все, что он слышал, происходило с ним самим. Ребятишки, весело щебетавшие вокруг, как воробьи, пытались растормошить его, но он только улыбался им в ответ или отвечал односложно, и они быстро теряли к Светику всякий интерес.
Светик любил лечь в траву и смотреть в небо, по которому плыли белые облака, принимавшие разные очертания, напоминавшие то неведомо куда несущиеся корабли, то загадочных зверюшек, то незнакомых людей. Он долго глядел в синеву, и у него начинала кружиться голова, и ему казалось, что он сам уже летит в эту бездонную высь, качаясь в ней, как на волнах и боялся упасть, вдруг перестав ощущать под собой землю. Тогда он судорожно цеплялся руками за траву и успокаивался ее прохладой и запахом свежести, исходящим от сорванных стебельков.