Звереныш - стр. 27
– Уйди, – сказал он Сашке. – Уйди!
– Чума, – психанул Сашка. – Тоже мне благородный…
Сейчас Анатолий особенно остро чувствовал свое одиночество в этом большом и шумном, но чужом городе. Дома, в Воронеже, все было понятно и просто. Там была мать, которая с такой неохотой отпустила его в Москву. Там были сестры, бедовые девки, с нескрываемой завистью провожавшие его в столицу. И могила недавно ушедшего отца, по которому тайком ото всех до сих пор плакала мать по ночам. Он припомнил свой двор и знакомых пацанов, с которыми в детстве запросто мог подраться, а потом так же просто помириться. И свое безобидное озорство, когда он с ними по ночам горланил песни, изображая из себя пьяных.
От сердца отлегло. Ему подумалось, что, может быть, лучше вернуться снова в Вороднеж. Но он тут же прогнал эти мысли. Стало стыдно. Что же он, хуже всех! Поехал в Москву, ничего не достиг и, как побитый пес, вернулся ни с чем? Мать не осудит, обрадуется. И никто в глаза ничего не скажет, зато подумают и за спиной шептаться будут…
В голове снова завертелся разговор с Сашкой. «Хорошо, что он ничего не знает про Светика и его семейство, – похвалил себя Анатолий. – Спасибо, что язык не распустил, как баба. А то дал бы Сашке пищу для размышлений… Хотя он итак догадался. Хитрый, змей! А туда ходить больше не надо. Тут Сашка прав! Светик привязался, ждет… И обещал ведь, дурак!».
Но в глубине души Анатолий знал, что пойдет, все равно пойдет, как нн старался убедить себя, что идти не нужно.
Перед Анатолием внезапно открылось странное родство душ с этим мальчишкой. Он ощутил их общее одиночество и детскую неприкаянность, которые и связали их незримой, но прочной нитью. Он вспомнил все, что говорил ему Светик про себя, про мать, про Кешку. В нем было что-то нежное, щенячье и до боли беззащитное, как у брошенного щенка.
Он вспомнил большу крупную фигуру Татьяны, похожую на пухлую перину и невольно засмелся. Нет, не такую жену хотел бы он иметь. Ему вспомнилась Дашка, изящная, с тонким аристократическим профилем длинными пальцами, такими холеными и белыми… Вспомнил, как начинало стучать его сердце при встрече с ней, как он представлял себе их будущую жизнь – и осекся… Резкой болью полоснули его эти воспоминания. Красивая, что там говорить. С Танькой не сравнить. Замутила перед ним с ребятам, чтобы цену ей знал! «Дорогая женщина»… Не Танька… А Танька, что – колхоз. Посмотреть бы на того москвича…
Дашка закрутила, чтобы он ей поклонился, чобы ее верх был. Тут ей ша! Не выйдет у нее ничего! Пусть сама теперь к нему подходы ищет, а он не пойдет! Сердце, правда, плачет. Не любил бы, так и не захотел бы жениться! А все-таки ползком к ней не поползет!