Звени, монета, звени - стр. 22
Сейчас время, когда уже не чувствуешь усталости, зато очень остро чувствуешь все запахи, таящиеся в спящем городе, даже те, о которых ты совсем недавно и не подозревал. Когда не слышишь голодного бурчания в животе, но различаешь малейшие звуки, и дело вовсе не в тренировках, на протяжении многих и многих дней оттачивавших слух. Просто слышишь всё то, на что совсем недавно вряд ли обратил бы внимание, машинально складывая из этого целые картины.
Вот пробежала мышь, тихонько скребя коготками по камням. Не иначе, как с кухни: сытая и довольная. Даже не особенно боится, а спешит – так, из природной суетливости…
Вот сухо кашлянул на башне караульный, а вот ножны его меча едва ощутимо задели за стену, когда он поворачивается, отсчитав положенное количество шагов от одного угла до другого…
Вот вода стекает со стрельчатой крыши. Капли скатываются вниз, сливаясь одна с другой, превращаясь сперва в одну большую каплю, потом в струйку. Эта струйка, наконец, достигает обрыва, на мгновение замирает на его краю, потом всё-таки падает, вновь превращаясь в большую каплю. Она ударяется о камень балюстрады и разлетается на множество маленьких капелек, каждая из которых по уже пройденному сценарию продолжает свой неблизкий путь далеко-далеко вниз, к мокрому граниту мостовой…
Позвольте, а это что за звук? Что-то тяжелое, плотное, мягкое глухо и ритмично стучит в обоих ушах. Бум-бум, бум-бум, бум-бум. А-а, всё в порядке. Это просто сердце. Гонит по жилам горячую, молодую кровь, которая от волнения, должно быть, уже давно и не кровь вовсе, а чистая ртуть, стучит не умолкая: «Зав-тра, зав-тра, зав-тра…»
А вот это? Не совсем понятно, где находится источник звука: слабое царапанье будто бы доносится откуда-то из-под потолка, но этого просто не может быть – над тобой нет ничего, кроме крыши, на которой и кошке не удержаться, да еще ночного неба, изливающего на Львиный город потоки холодных ноябрьских слез. А обостренные органы чувств всё равно повторяют: там, там, там.
Огарок такой маленький. Так хотелось затеплить его перед рассветом, побриться и помыться при свете, почистить одежду. Но нет, любопытство и какое-то странное беспокойство сильнее. Осталось только найти трутницу, кремень и кресало… ага! Чирк! Чирк! Чирк! Проклятие! Неужели отсырел? Ну же, во имя Четырех! Чирк! Чирк! Ну, наконец-то! Теперь всё лишнее – на пол, стол – к стене, вплотную. Что там?
Под самым потолком не хватает одного кирпича. На том месте, где он был – ни пыли, ни грязи, ни остатков раствора. Совершенно очевидно, что он намеренно не был закреплен. И вытащили его только что. Но кто? И зачем?