Золотой Горшок. Сказка - стр. 16
Грохот хохота потряс своды комнаты.
– Вот вы смейтесь надо мной, – не умолкал архивариус Линдгорст, – но то, что я представил перед вами, наверно, в слишком скудных красках, только кажется вам аллогичным и безумным, однако всё это никакая не нелепость, и даже не поэтическая аллегория, а самая чистая, самая голая и неприкрытая правда. Но если бы я предвидел, что эта волшебная любовная история, которой и я обязан своим появлением на свет, произведёт на вас такое странное впечатление, я бы, конечно, стал бы рассказывать вам всякие новости, примерно такие, какие мой брат поведал мне при вчерашнем визите.
– Господин архивариус, как вы могли скрывать от нас, что у вас есть брат? Где же он? Где он проживает? Также люди всегда на королевской службе, или он, наверняка, частно практикующий ученый?
Со всех сторон летели вопросы.
– Нет! -холодно ответствовал архивариус, спокойно нюхая табак, – Он предпочёл дурную дорогу и стал драконом.
– Что вы изволили сказать, почтеннейший архивариус, – не верил своим ущам регистратор Геербранд, – Вы изволили сказать – в драконы?
«В драконы… В драконы…", – слышалось отовсюду, точно блуждающее эхо.
– Да, в драконы! – упорствовал архивариус Линдгорст, – Он это сделал,
честно говоря, с отчаяния. Вы знаете, господа, такова жизнь, мой отец умер очень рано – на круг всего триста восемьдесят пять лет тому назад, так что я принуждён ещё носить подобающий траур; он завещал мне, как своему любимому отпрыску, роскошный оникс, на который очень облизывался мой братец. У гроба отца мы стали ругаться об этом самым поганым образом, так что покойник, не выднержав этой муки и выйдя окончательно из себя, вскочил из гроба и спустил злого брата с лестницы в шею, на что тот был весьма
обозлён и едва ли не в тот же миг записался в драконы. Теперь он обретается в кипарисовом лесу близ Туниса, где ему предписано стеречь знаменитый мистический карбункул от одного тайного некроманта, которого часто можно видеть на даче в Лапландии, да, кстати, ему разрешено отлучаться разве только на какие-нибудь жалкие четверть часа, в то время, когда некромант копается в саду в грядках, или занимается любимыми саламандрами, и только тут он, улучшив какую-нибудь минутку, спешит рассказать мне все новости, случившиеся у истоков Нила.
При этих словах присутствующие залились громким смехом, но у студента Ансельма в это мгновение так сильно скребли на душе кошки, что он не мог прямо смотреть в застывшие, чересчур серьёзные глаза архивариуса Линдгорста и не ощущать некоего, для него самого совершенно непонятного душевного содрогания. В надтреснутом, сухом, металлическом тембре голоса архивариуса заключалось для него нечто необъяснимо таинственное и пронзающее до мозга костей, бросавшее его то в дрожь, то в трепет. Поэтому цель, во имя которой регистратор Геербранд, собственно говоря, и призвал его ввместе с собою в кофейню, в этот раз, судя по всему, оказалась совершенно недостижима. Загвоздка была в том, что после прискорбного казуса перед домом архивариуса Линдгорста, студент Ансельм никак не решался повторить свои посещения, ибо, по его глубочайшему убеждению, в тот день только счастливый случай избавил его если не от угрозы смерти, то, бесспорно, от опасности расстаться со здравым рассудком.