Журнал «Юность» №03/2025 - стр. 3
Я сажусь на корточки у розового куста. Маленькие бледно-зеленые ромбики с паутинчатыми лапками, как чешуйки еловых шишек, плотно перекрывая друг друга, облепили один из бутонов. Замечаю отдельные точки на стеблях и листьях розы:
– Ба, какие они противные, буэ! – зажмуриваюсь и трясу головой.
Мне кажется несправедливым, что такой красивый цветок могут загубить какие-то насекомые только потому, что их много.
Бабушка ставит ведро на землю, опускает в него веник. Наклоняется над кустом и аккуратно давит тлю пальцами.
– Принесла же вас нечистая. А ты что стоишь? – поднимает на меня глаза бабушка. – Лейку с водой принеси. Раздавить-то я их раздавила, теперь смыть надо.
Я зачерпываю воду из стоящего у края палисадника корыта. За день вода успела согреться, и на фоне вечерней прохлады очень приятно опустить туда руки.
– Много не таскай – грыжа будеть! – кричит мне бабушка с другого конца.
Лейка, большая и тяжелая, неудобно трется об ноги, и мне приходится сильно наклоняться в противоположную сторону, вытягивая руку почти параллельно земле, чтобы иметь возможность идти.
– Я же сказала, много не наливать! – ворчит бабушка, забирая у меня воду. – Вся в Тайку, хоть кол на голове теши – она свое!
Опускаю голову, переводя взгляд на мокрые сандалии.
– Еще и ноги промочила, да? Что за беда с тобой!
Бабушка аккуратно отряхивает розовые побеги, берет лейку и, словно, купая ребенка, бережно поливает листья и бутоны водой. Затем надевает резиновые перчатки, торчащие из накладного кармана полинявшего платья. Берет веник и щедро опрыскивает куст уже из ведра.
– Вот так… хорошо, – шепотом, растягивая слова, говорит бабушка. Оглядывает растение и выливает немного раствора под корень. – Бери лейку. Другие тоже нужно полить.
Скорая помощь со звуком сирены приближается по встречной полосе. Вместе с остальным потоком смещаюсь вправо, освобождая пространство в центре дороги. Провожаю машину взглядом в боковое зеркало и вспоминаю глупую шутку: «Если уж попасть под машину, то под скорую». В детстве это казалось безумно остроумным.
Уже поздним вечером сижу за массивным кухонным столом, придвинутым длинным краем к подоконнику. Сверху он покрыт старой клеенкой, шершавой на ощупь, с порезами в нескольких местах. Мои ноги упираются в тумбу под столешницей, куда бабушка убирает посуду и хлеб. Мне неудобно, и я подгибаю одну ногу под себя. От эмалированной тарелки поднимается сладко-сливочный пар молочной лапши, рядом лежит горбушка простого белого хлеба. Остывая, молочный суп начинает покрываться пленкой, которую я не люблю. Есть я не хочу и делаю вид, что лапша очень горячая. Потом ее можно будет вылить в кошачью миску.