Жизнь мальчишки - стр. 91
– Кори? – позвал меня Гэвин через минуту или две после того, как мы с ним остались вдвоем.
– Что, Гэвин?
– Я не умею плавать.
Он крепко прижался ко мне. Теперь, когда дедушки больше не было рядом с Гэвином и ему не для кого было храбриться, он задрожал.
– Не беспокойся, – ответил я ему. – Тебе и не придется никуда плыть.
Я так надеялся.
Мы принялись ждать дальше. Я от души уповал на то, что мама и Нила не заставят себя долго ждать. Вода уже заплескивала на мои размокшие ботинки. Я поинтересовался у Гэвина, не знает ли он какой-нибудь подходящей песни, и тот ответил, что как раз знает песню под названием «На макушке старой трубы», которую он и начал тут же петь тонким и дрожащим, но не лишенным приятности голоском.
Пение Гэвина – на самом деле больше напоминающее плач – привлекло внимание кого-то, отчаянно заплескавшегося в дверном проеме – у меня перехватило от страха дыхание и я поспешно направил в ту сторону фонарь.
Там бултыхалась в воде небольшая рыжая собака, вся измазанная в грязи. В свете моей лампы глаза пса дико блеснули и хрипло дыша, он немедленно поплыл в нашу сторону через комнату, посреди плавающих журналов, газет и всякой-всячины. Дыхание собаки было настолько громким, что отдавалось под сводами комнаты.
– Давай, приятель, я подхвачу тебя! – принялся подбадривать я псину, которая явно выбивалась из сил и нуждалась в помощи. – Держи лампу! – крикнул я Гэвину и отдал ему наш свет.
Через дверь прокатилась новая волна и собака тихонько заскулила, когда вода приподняла и опустила ее. Перекатившись через стол, волна разбилась о стену.
– Давай, приятель, поднатужься! – снова крикнул я и наклонился, чтобы подхватить бьющего лапами по воде пса. Я поймал одну из его передних лап. Собака заглянула в мои глаза, в желтом свете лампы ее вываленный язык казался очень розовым – должно быть так же мог взывать новообращенный христианин к Спасителю.
Я уже поднимал пса за передние лапы, когда почувствовал как наш стол заколебался под моими ногами.
Собака в моих руках коротко вздрогнула и замерла.
Одновременно с этим раздался отчетливый хруст.
И все.
Вот так быстро.
Сразу же после этого передняя половина туловища собаки, увлекаемая моими руками, вырвалась из воды, ровно половина без задних лап и хвоста, без всего того, что шло после половины спины, ничего, только ужасный красный срез с болтающимися лохмотьями мяса, льющейся крови и обрывками дымящихся кишок.
Пес коротко всхлипнул. И умолк. Его лапы еще несколько раз дернулись, глаза неумолимо не отпускали моего лица, и эту агонию, которой я был свидетель, я запомнил на всю свою жизнь.