Живя в аду, не забывайте улыбаться людям - стр. 89
Владыка перевёл дух, пронзительно-огненным взором обвёл собравшихся, покорно опустивших головы, и раскрыл было рот для оглашения самой главной части своей речи, как…
– Я очень сильно извиняюсь. Извини и ты, сестробрат. Мы очень сильно извиняемся, – приторно заворковало Подхалимство-Лизоблюдство, гермафродит с одной тушкой и двумя безликими отростками вместо голов. – Мы ни в коей мере не желаем никого здесь обидеть. Более того, мы искренне и незамедлительно желаем признаться в нашей пламенной вселенской любви ко всем присутствующим.
При кощунственном упоминании магического слова, Ненависть вывернуло наизнанку, а Любовь чуть не упала в обморок, вовремя поддержанная Дружбой. Наглость же смотрела на всех, никого не замечая. Младшая сестра Гордыни.
– Ещё одно слово, – грозно, насупив брови, прогрохотал Владыка, – на произношение которого наложен запрет, и я вас удалю на один срок контакта с людьми.
– Только не это, Великий Повелитель! Без людей мы зачахнем. Мы не в состоянии выносить одиночество.
– Вас же двое! – ухмыльнулся Владыка. – Вот и говорите друг дружке ваши тошнотворные сладости.
– Наш Мудрейший Господин, прозорливость ваша простирается далеко за границы всего безграничного мира, но в этом и кроется наше несчастье. Лучше бы мы существовали порознь.
– Лучше бы вы не существовали вовсе. Не думаю, что человечество от этого стало бы хуже. Хотя, в общем, про границы мне понравилось.
– Совершенно с вами согласны.
– Согласны с чем? С первым или со вторым?
– Мы согласны и с тем, и с другим, и с третьим.
– Я знаю. По крайней мере, никогда не спорите.
– Вот именно! Мы просто необходимы людям. Они не любят нас в себе, но обожают в других. При каждом упоминании своего имени Любовь передёргивало. Это заметили все присутствующие, не исключая Подхалимство-Лизоблюдство. И решили загладить вину.
– Ой, ой, прости нас, златокудрая, несравненная, венценосная дочь венценосного отца…
– Довольно, говори по делу! – Владыка стукнул посохом, и под ним в том месте задрожала земля.
– Дело в том, Повелитель, что мы тоже терпеть не можем самих себя в себе, но в людях мы себя любим. Просим прощения – ценим.
Вперед вышла Гордыня, задрав к верху маленький, свиноподобный носик.
– Не пора ли вам заткнуться, если нечего сказать. Или сказать что-то дельное, если таковое имеется в ваших безмозглых обрубках!
– Извини и ты нас, высокочтимая Гордыня, мы осмелились подать свой скромненький голосок для выяснения всех нюансов, дабы впоследствии избежать любых нежелательных недоразумений.
– Говорите же, прах вас возьми! – зарычал Владыка, вновь взметнув посох вверх, но спохватившись, с улыбкой поставил на место.