…жив? - стр. 20

-Это ты?

-Это Он?

-Это ты?

-Это Он?»

Цой, «Романс», финальная сцена

А потом была встреча с Ней – чего не сделаешь, чтобы только избежать встречи с охотниками. Он заметил, что во время этих частых, но коротких, чаще всего вынужденных, встреч Она всегда грустит. Наверное, решил Он, Она поняла, что нужна ему только для удовлетворения потребностей и, пардон, чтобы головы не лишиться во время Охоты. Ему стало грустно от осознания того, что Она не такая уж дура, и все понимает.

Но почти сразу Он отогнал от себя эту мысль – с другой стороны, подумал Он, чего она хочет, если никаких особо тесных отношений между ними нет? Хоть бы раз призналась Она сама Ему в любви, сама проявила инициативу. Вон девушка, которую приводил Брат, давно уже объяснилась с ним. Да чего там – Брат у Нее с языка не сходит. Чем плохой пример? Он читал, что были когда-то времена, когда девушек принято было добиваться, но они давно прошли, поросли мхом и превратились в былинные. Надо перестраиваться. Все и вся ждут перемен, но никто не решается революционно провести их в жизнь. А что бывает, когда никто не решается? Тогда перемены сами постепенно входят в быт, вытесняя быт прежний. Но в таком случае процесс становится неподконтрольным… Что же выходит? От таких нерешительных в мелочах людей, как Она, зависит сама жизнь. И влияют они на нее не лучшим образом.

Обо всем этом Он думал, лежа у Нее на коленях. Она проводила руками по его обнаженному телу, будучи не в состоянии, казалось, насытиться Его присутствием, и оттого казалась Ему еще более навязчивой. От навязчивых людей Ему всегда хотелось бежать как можно дальше, но пока бежать было некуда – Охота еще продолжалась, и, сидя в ее маленькой квартирке, они не решались включать свет лишний раз, чтобы не встречаться с тем, с кем не следует. Ничего не оставалось, как предаваться любви.

Хотя, любовью это назвать было нельзя. И страстью тоже – потому что страсть есть некое подобие чувства, а у Него к Ней чувств не было. Скорее, животное совокупление – вот что это было такое. И не приносило уже Ему радости, как раньше, а, скорее, больше изнашивало – впечатление было такое, что Она Им пользуется. Причем, настолько сильное впечатление, что после совокупления Он подходил к зеркалу, осматривал всего себя, даже открывал грудную клетку и смотрел на сердце – не изменилось ли оно, не появилось ли в нем чувств, не стало ли оно по-особенному биться, как бьется у любящих людей? «А откуда мне знать, как оно у любящих, когда мне это чувство неведомо?» – с горечью думал Он и, констатировав статичность сердечной мышцы, возвращался в кровать.