«Жить в двух мирах»: переосмысляя транснационализм и транслокальность - стр. 24

. Равным образом мои информанты в Баткенской области ожидали, что государство будет обеспечивать зарплаты и пенсии в достаточном размере, чтобы они могли сводить концы с концами. Неадекватные пенсионные выплаты, а именно маленькая пенсия после многих лет трудной, неприятной и опасной работы на производстве, не просто создают неудобства. Они воспринимаются как оскорбление – обесценивание тех лишений, на которые пошел человек ради общего блага, и предательство: данное в прошлом обещание государство так и не сдержало.

Восприятие наемного труда как краеугольного камня позднесоветского социального контракта повлекло за собой значительные последствия. Очевидно, Баткенская область в середине 2010‐х представляет собой архетипический «сельский» регион, где подавляющее большинство населения живет за счет земли и скота, однако на протяжении большей части прошлого века эта сельская местность была вовлечена в сложные сети взаимозависимости с так называемыми «международными» шахтерскими городами и «поселками городского типа». Некоторые из этих городов и поселков ассоциировались с определенным ресурсом: ртуть добывалась в Хайдаркане, сурьма – в Кадамжае, природный газ – в массиве Бургунду, уголь – в городах Сулюкта и Кызыл-Кия. Городская газета в Кызыл-Кие, городке на востоке Баткенской области, до сих пор называется «За уголь», а горный промысел все еще формирует идентичность города, несмотря на резкое падение объемов добычи со времени развала СССР. В поселках Ак-Сай и Ак-Татыр Баткенской области, где я проводила часть данного исследования, многие семьи жили за счет угледобывающей промышленности. Старшее поколение переехало в эти «плановые города» в 1970–1980‐х годах из Шораба, когда-то процветающего шахтерского поселения (недавно пониженного в статусе с города до поселка из‐за масштабов эмиграции), которое ранее славилось особым «московским обеспечением» и самой глубокой шахтой в Таджикистане. Многие мои информанты помнят, как, будучи детьми, ездили в Шораб, чтобы посетить магазины, полные товаров, которых нигде в регионе было не достать, чтобы прогуляться по гастроному, сходить в парк и в дом культуры.

Сегодня Баткен, несмотря на периферийное расположение, является местом, где помнят, что жизнь всегда была тесно связана – родственными узами, транспортными сетями и торговыми маршрутами – с индустриальной советской модерностью, с наемным трудом и различными льготами или надбавками за работу под землей в тяжелой промышленности. В данном контексте важно то, что императив миграции в современном Баткене часто выражен не столько в индивидуальной или семейной необходимости («нашей семье нужно больше денег») или даже коллективном давлении («все едут отсюда в Россию»), сколько в реакции на однозначную неспособность государства обеспечить возможности для работы («сейчас здесь нет работы»). На мой невинный вопрос о том, почему тот или иной член семьи выбрал миграцию, информанты разражались речью о неспособности государства предоставить адекватно оплачиваемую работу. Подобным же образом одобрение и даже теплые чувства, приписываемые российским властям моими баткенскими информантами, часто принимали форму утверждения, что Россия