Здесь, под небом чужим - стр. 9

Он приблизился и протянул руку. Она робко ее пожала.

– Вы постриглись? – вдруг вылетело у нее, она тут же смутилась.

– Сжег парик. Подглядывали, неблагородно, – сказал он. – Что читаете?

– Бельтова.

– А-а-а. Бельтова. Варенье. Не тратьте времени.

– Это почему же?

– Бельтов – приват-доцент, все по полкам. А еще читаете что?

– Еще Риту Дорр читаю.

– Кто такая?

– Американка. Борется, чтобы женщин уравнять в правах с мужчинами. Писательница.

– В буржуазных правах, небось, – он презрительно скривился. – Наследство, имущество, голосование?

– Это тоже важно! Она сама пошла в работницы, чтобы писать об их жизни изнутри. Представляете! – Надя вдруг разволновалась. – Служила в прачечной, в магазине, на фабрике швеей. А потом написала десять статей, собрала в книжку: «Чего хотят восемь миллионов женщин». Так ее напечатали под мужским псевдонимом! Представляете, как ей было обидно! Она судилась и выиграла!

– Судилась. Пустяки, юриспруденция, – сказал Петр Петрович угрюмо. – В революции что мужчины, что женщины, все равны, доказывать ничего не надо.

Потом, не мигая, уперся Наде прямо в глаза круглыми темными своими, слегка задрав голову, отчего ей показалось, что глядит он на нее сверху вниз.

– Свобода – не сутяжничество! – как-то полушепотом вдруг выкрикнул он. – Она – ярость, зажигает сердца! Она – вера и смелость!

Надя слегка приотвернулась и глядела вниз, как на своем портрете.

– Дорр – героиня! – Надя вскинула голову. – Она…

– Тоже мне, героиня! – перебил он ее. – В прачках побывала! Статейку написала! Этого мало! – продолжал он выкрикивать шепотом. – Писанина бездушна! Чтоб разрушить мир неправедный и построить мир товарищеский, нужен порыв, страсть, упрямство! – он вдруг замолк, отвел взгляд, снова глянул Наде в глаза и как-то вроде бы сердито и удивленно спросил: – Вам смешно?

– Ах, нет, – заторопилась Надя. – Это у меня всегда такое выражение лица, будто я улыбаюсь. Это от мамы. Рот у меня такой. Видите?

Она коснулась пальцем того самого, приподнятого угла своего рта, а Петр Петрович стал этот усмешливый уголок внимательно разглядывать, словно естествоиспытатель какую-нибудь живую мелочь. Надя почувствовала, что кровь приливает к вискам, как вчера под звуки танго.

– Вот видите, даже художник изобразил, – встрепенулась она и указала на портрет.

Петр Петрович только теперь его заметил и стал разглядывать.

– Французский стиль, – сказал он. – В Париже таких картин много.

– Вы бывали?

– Бывал… Однако красиво, – он переводил взгляд с портрета на настоящую Надю и обратно, как бы сравнивая. – Не знаю, где лучше…