Завораш. Разделение ангелов - стр. 48
– Эй?..
В ответ снизу донёсся очередной стон.
Внезапно в голову Спитамену пришила идея. Когда он впервые смотрел на сферу, та вроде как сияла изнутри. Тогда он не придал этому значения. Однако вполне могло оказаться, что сфера была способна светиться в темноте. В любом случае проверить стоило.
На мгновение Спитамен испугался: а если вдруг он повредил сферу, убегая от лавочника? Или, того хуже – потерял? А лавочник, получив желаемое, навсегда запер его здесь.
Однако к его облегчению, сфера оказалась на месте. И она действительно светилась в темноте. Стали видны не только серый каменистый пол вокруг, но и стены, и, разумеется, яма. И не одна. Неподалёку Спитамен разглядел ещё один черный кружок провала.
Снизу вновь застонали. На этот раз ошибки быть не могло. Спитамен, проведший на улице последние несколько лет жизни, научился безошибочно определять скрытые в интонациях боль, страх, отчаяние, даже если холодной ночью откуда-нибудь из подворотни слышался всего лишь прерывистый кашель или короткий, но глубокий, идущий из самых недр тела, стон. Единственный звук смог поведать о человеке многое, порой гораздо больше, чем он сам хотел рассказать.
Крепко сжав сферу в кулаке, Спитамен погрузил руку в мрак колодца. Вниз уходили серые стены, покрытые пятнами сырости. Спустя мгновение он увидел лежащего на дне колодца человека. Тот скорчился в позе эмбриона, подтянул ноги к груди, а руки засунул между тощими коленями. На нем была только набедренная повязка, хотя вначале Спитамену показалось, будто человек одет в тёмную одежду. С опозданием он понял, что все тело несчастного – один сплошной синяк. Человек выглядел мёртвым. Он и пах как мертвец.
Спитамену пришлось лечь на живот, чтобы вытянуть руку дальше. Из колодца на него дохнуло смесью отвратительных запахов. Пахло склепом, могилой; старым, давно заброшенным крематорием, где жирная земля, его окружающая – это пепел и гарь, оставшаяся после тысяч сожжённых тел.
– Эй, – позвал Спитамен, опустив голову в колодец. Собственный голос, отражённый от стен, показался ему слабым и надтреснутым.
– Эй, – повторил он громче, – Ты живой?
Человек не ответил и даже не пошевелился. Было трудно сказать, дышит ли он вообще. Спитамен обернулся: не открылась ли дверь подвала и не маячит ли в проходе паучья фигура галантерейщика. Неожиданно он понял, что был неправ, решив, что в подвале совсем нет запасов. То, что он сейчас видел перед собой, как раз таким запасом и являлось, в истинно паучьем вкусе.
Неужели вместе с полиморфными конечностями жертва запретной хирургии обретает и вкусы животного, в которое, по сути, превращается?