Заступа: Чернее черного - стр. 60
Насчет «могу» граф, конечно, тоже соврал. Вот такие нынче дворяне пошли, враль на врале и вралем погоняет. Отмахал шагов двадцать, захромал, засипел, выронил шпагу и привалился к стене.
– Притомились, ваше сиятельство? – посочувствовал Рух и приказал слугам: – Хватайте хозяина и тащите. Быстро!
Двое дюжих парней из тех, которые вместе с графом охраняли парадную дверь, кинулись к Нальянову.
– Не трогать, не трогать, я сам! – Михаил Петрович забился у них в руках. И откуда только силы взялись? Мгновение назад помирал, а тут заартачился. – Я дворянин, – захрипел Нальянов.
– Да всем похер. – Бучила жестом велел слугам заканчивать дело. – Пока ты тут строить из себя благородного будешь, нас переловят, как крыс. Все, двинули!
– Шпага, шпага… – запричитал граф.
– Забудь, какая шпага тебе? – вызверился Рух. – Идти куда?
– Т-туда, – Нальянов кивнул на темнеющий коридор и обмяк. – Немного осталось.
– Немного, – передразнил Бучила. Не подвал, а катакомбы поганые, пока из конца в конец пройдешь, жить не захочется. Понастроят хором, а ты тут бегай-страдай.
Он первым ворвался в следующую комнату, стены и потолок сразу отхлынули, подарив долгожданный простор. Оглядеться толком не успел, в коридоре напротив замелькали отсветы, резанули громкие голоса, и тьма извергла из себя с десяток вооруженных, размахивающих факелами людей. Хотя поначалу показалось, что нелюдей. В глаза бросились белые черепа вместо лиц, словно мертвяки, разложившиеся до кости, восстали и взялись шнырять по графским владениям.
Рух пальнул навскидку, попав прямо в раззявленный криком рот, обнажил тесак и храбро прыгнул назад, давая людям Нальянова показать себя. Их-то много, и бабы нарожают еще, а такой красивый и умный вурдалак на всем свете один, надобно его поберечь. Вражина, словивший пулю хлебалом, передумал страшно орать и упал, хлестнув мозгами на бегущих следом подельников. Бучила даже расстроился. Думал, что мертвяки, ан нет, живы-живехоньки, а черепа – всего лишь грубые рисунки на оскаленных рожах. Да и то не у всех. Только у самых одаренных, видать.
Графские слуги, натасканные и вышколенные старым воякой, не сплоховали, с честью выдержав первый, самый страшный удар. Оглушительно бахнули выстрелы накоротке, жутко звякнула сталь, кто-то завыл, темнота заклубилась облаками порохового дыма, украшенными по закраинам расплывчатой оранжевой дымкой от света факелов и мерцающих ламп. Рух секанул наотмашь, практически ничего не видя и ориентируясь лишь на блеск лихорадочных глаз. Рука дернулась, значит, попал. Куда, в кого, один черт разберет. Все смешалось, завертелось в смертоносном вихре, утонуло в матерном вое и стонах. Едкий запах сгоревшего пороха перебил аромат пролившейся крови. Слуга, бьющийся прямо перед Бучилой, охнул и отшатнулся, зажимая страшно рассеченное наискось лицо. Невысокий кряжистый бунташник набросился на Руха, споро орудуя саблей. Бучила отпрыгнул в сторону, прикрываясь раненым, ослепшим слугой, и ткнул острием из-под него, угодив атакующему в открывшийся бок. Тут же откуда-то из темноты вылетела узловатая дубина и угодила Руху в плечо. Левая рука онемела и повисла как плеть. Вот сука… Все перемешалось, бой превратился в яростную скоротечную свалку.