Заступа: Чернее черного - стр. 61
Бучила отмахнулся и наитием почувствовал новую опасность. Сзади появился кто-то огромный, страшный, провонявший потом, чесноком и скисшим вином. Рух отразил очередной взмах дубины, прекрасно осознавая, что сейчас его насадят на какую-нибудь мерзкую ржавую железку, как поросенка на вертел. Не смертельно, конечно, но и приятного маловато… Дурака с дубиной затянуло куда-то вглубь схватки, на его месте возник один из слуг графа, разя во все стороны палашом. Бучила шкурой почувствовал, как скотинина, подкравшаяся сзади, заносит оружие. Ну все, вот и песенке конец…
Но подленького удара в спину не последовало. Позади раздался сдавленный всхлип. Рух развернулся и увидел жирного, приземистого, почти квадратного бунтовщика с белым черепом, намалеванным на бородатом лице. Он давился хрипом и хватался за вскрытое горло руками, больше похожими на свиные окорока. А за ним застыла побелевшая Серафима, сжимающая окровавленный нож. Вот так сюрприз! Удивляться было некогда, поток нападавших иссяк, каменный пол выстлали вперемешку раненые и мертвецы. Отовсюду неслись стоны, хрипы и причитания. Запах крови и дыма был так густ, что можно было вешать топор. Большинство источников света погасло в разыгравшейся кутерьме, и подземелье тонуло в колыхающейся, живой темноте.
– Граф! Граф! – заорал Бучила.
– Тут я, – слабенько отозвался Нальянов.
«Слава богу, живой», – с облегчением подумал Рух. Сейчас для полного счастья не хватало бы только, чтобы граф окочурился, разрушив последнюю надежду на приемлемое завершение этой истории.
– К подземному ходу, быстро! – крикнул Бучила, прекрасно понимая, что совсем скоро тут будет не протолкнуться от подоспевших на шум и крики бунтовщиков.
– Раненые тут, – из полутьмы выплыло костлявое лицо Нальянова. Граф безвольно обвис на руках у слуги с рассеченным лбом. Кусок сорванной кожи с волосами сполз на щеку, превращая человека в страшное чудище.
– Ну и чего ты предлагаешь, на себе их тащить? – спокойно спросил Рух.
– Добить надо тех, кто не может идти, – прохрипел Нальянов, – иначе от разбойников примут самую лютую смерть.
– Добрый ты мужик, граф, – восхитился Бучила. – Но давай-ка в следующий раз, некогда нам. Иначе все в скорости примем эту самую лютую смерть. Веди, граф!
Нальянов, матерясь и постанывая, похромал в темноту, опираясь на плечо слуги, за ними Рух и все, кто еще мог хоть как-то идти. Кишка очередного бесконечного коридора вывела в небольшую комнату с низким сводчатым потолком. Граф устремился к противоположной стене, зазвенел связкой ключей, рывком распахнул низкую, узкую, совершенно неприметную дверь и захрипел: