Заступа: Чернее черного - стр. 59
– Убивают всех, еле спаслись! – заголосила вторая, постарше, со строгим иссохшим лицом, сжимая в одной руке еле теплившуюся лампадку, а вторую держа за спиной. – К тайному ходу бежим, да не знаем, где он. Спасайте, хозяин!
– Марфа, Настька, Трофим, – удивился Нальянов, – неужто живые? Как же я рад! Трофим, сукин сын, ты ведь в правом крыле дверь охранял, сумел, значит, утечь? Что там случилось? Хотя ладно, потом, все потом…
– А мы тебя, Мишенька, искали, – прошипела вдруг та, что постарше, и узкое некрасивое лицо стало хищным змеиным. Она швырнула лампадку Руху в лицо и резко рванулась навстречу, в пляшущем оранжевом свете мелькнула острая сталь. Граф странно всхлипнул и недоуменно посмотрел вниз. В животе у него торчал длинный нож.
– Марфа? – недоуменно выговорил Нальянов и саданул ей в отместку эфесом. Молодая бешеной кошкой сиганула на увернувшегося от лампадки Бучилу, размахивая широким и тяжелым тесаком для колки лучины, он и моргнуть не успел, как левое плечо обожгло. Сукин сын Трофим успел откуда-то вытащить нелепого вида самопал и принялся торопливо раздувать нехотя тлевший фитиль. Все это уложилось в мгновение, и тут же коридор взорвался криками, стонами, матом. Веснушчатая вновь занесла тесак, рожа перекосилась, растеряв всю миловидность.
– За крестьянскую царицу! – заорала она.
– Ошалела, паскуда? – Бучила успел перехватить вооруженную руку и от души врезал лбом в оскаленное лицо. Хрустнуло, крик вбился в горло вместе с кусками черепа и выломанных зубов, веснушчатую откинуло, она сделала пару нетвердых шагов назад и упала плашмя. Нальянов успел заколоть Марфу шпагой, прыгнул к Трофиму, но тот, так и не совладав с самопалом, бросил оружие, развернулся и опрометью ударился в бег, оря ломким фальцетом:
– Здесь они, здесь! Все сюда! Сюда! Сю…
Крик резко оборвался. Ах-ах, ну и дурак. Рух одобрительно хмыкнул, увидав, как незадачливый беглец со всего маха в кромешных потемках напоролся на низкую кирпичную арку башкой и свалился без признаков жизни. Треск проломленного лба был приятен и сладок на слух.
Какая бы херня тут ни творилась, разбираться было некогда. Совсем близко послышались приглушенные крики. Сучьего Трофима все же услышали.
– Граф, живой? – Рух повернулся к Нальянову.
– Ж-живой, всего лишь царапина, – просипел граф. Брехал, конечно. Лица на нем не было, он выронил пистолет и зажимал рукой рану в левом боку. Сквозь пальцы толчками плескала нереально черная кровь.
– Идти можешь?
– Могу, надо спешить, – выдохнул Нальянов, перешагнул мертвую горничную и поспешил вперед, прямо в жуткую темноту.