Записки провинциальных сыщиков - стр. 20

– Что это вы навели целую ватагу полиции и посторонних людей?

Когда я сказал, что мне предстоит сделать у него обыск, он начал горячиться, кричать, что этого не позволит, что это небывалая история – у следователя делать обыск.

– Как вы смели даже подумать об этом? – закончил следователь.

Жена его пришла в ужас и упала в обморок. Заметно было, что это искусственный обморок, но я все-таки послал за доктором. Как только я сделал это, она вскочила с кресла и хотела уйти, но я остановил ее, предупредив, что если она не исполнит моего приказания добровольно, то я заставлю силой выполнить его. Тут пришел доктор; я приступил к обыску.

Прежде всего был осмотрен комод, и там в первом же ящике я нашел более ста рублей денег. Затем при дальнейшем обыске в углу за большим в раме «Распятием Спасителя» я нашел все 4400 рублей. Осмотрев же корзину с порванными бумагами, я нашел не совсем изорванный конверт, на котором был адрес жены Кречета, писанный его рукой. Когда я вложил в него найденную мною пачку кредиток, то оказалось, что он как раз вмещает эти деньги. Я составил протокол обыска и постановление о домашнем аресте Кречета.

Сделав все это при страшной растерянности супругов, я ушел из квартиры Кречета. Гарина уже не было в Никополе, он отправился домой. Поэтому я послал за ним нарочного, и в то же время обо всем подробно донес исправнику и прокурору тоже с нарочным.

На другой день вечером около 10 часов приехал исправник со следователем по особо важным поручениям и застал у меня Гарина, который уже получил сполна свои деньги и заявил всем присутствующим, что только благодаря чуду его деньги не пропали и что он никак не надеялся на такой оборот этого дела. Изготовив в надлежащем порядке все бумаги по этому делу, я передал их прибывшему следователю.

Суд приговорил Кречета к лишению всех прав состояния и чинов и к ссылке на поселение не в столь отдаленные губернии Сибири.

В последнее время службы моей в Никополе вышли некоторые недоразумения с [городским] головой. Он начал требовать от меня содействия в его незаконных делах. Так как его поддерживал исправник, то я во избежание дальнейших неприятностей просил у губернатора перевода и в скором времени меня назначили полицейским надзирателем в г. Верхнеднепровске. Здесь открылось широкое поле для моей деятельности по раскрытию серьезных преступлений.

Рис. 5. Верхнеднепровск. Здание уездного земства.

Вскоре по вступлении моем в должность на главной улице города в питейном заведении была убита хозяйка его, еврейка, с 14-летним ее сыном. Помню хорошо, что это случилось накануне праздничного базарного дня, ночью, в начале октября месяца 1869 года. Дело было так: утром является ко мне старший десятский, докладывает, [что] в городе все благополучно, и уходит. Затем через полчаса он торопливо возвращается и докладывает, что случилось несчастье: в питейном заведении, невдалеке от моста, на главной улице города убита еврейка с сыном. Я наскоро оделся и с ним же отправился на место преступления. У дома, в котором лежали убитые, народу было масса; но мало этого, народ забрался уже и в комнату убитых. Я сейчас же удалил оттуда всех, оставив только двух понятых, десятского отправил за двумя другими десятскими, а сам зашел к исправнику и судебному следователю доложить о происшествии и последнего пригласить для осмотра. Следователь ответил, что он прийти не может, болен. Тогда я приступил к осмотру трупов, комнаты и всего находящегося в ней.