Запасный вход - стр. 8
Ровно в одиннадцать Опера прибрала остатки нехитрого пиршества со стола и глянула на дверь. Раздался робкий стук и царапание, и она облегченно вздохнув, поспешила открывать.
– Доброе утро, – мягким извиняющимся голосом произнесла дамочка, и пламя от керосиновой лампы блеснуло в ее очках, стекла сразу же запотели после морозного воздуха с улицы. В обеих руках у нее были сумки, и лишь аккуратно поставив ношу возле стола, она принялась протирать очки белоснежным носовым платочком, извлеченным из кармана пальто.
Опера запахнула заячью жилетку, скрестила руки на груди, молча, наблюдала за гостьей, ничем не выказывая своего нетерпения. На столе уже высилась горка чистого сменного белья, и лишь когда из сумки стали извлекаться баночки с детским питанием, из молочной кухни, она оторвалась от дверного косяка, подошла к столу, прихватив деревянный ящик с ручкой.
– Переложи сюда, и отнеси в сенцы, 6– коротко приказала старуха, и дамочка безропотно повиновалась. Возвратившись, повесила пальто на гвоздь возле двери и робко присела напротив колдуньи. Опера достала из кармана фартука несколько купюр и положила на стол.
– Через три дня, как и договаривались.
– Ну что вы, мне право неловко, для меня это ничего не стоит…
– Бери – для меня стоит. Рассказывай.
– Ах, боже мой, мне так стыдно, я все испортила…
– ЧТО? Испортила… – Опера резко прервала, чуть было не начавшийся ливень. Дамочка вздрогнула, как будто бы ее неожиданно стукнули. Не пролившиеся слезы мгновенно высохли, она взяла себя в руки и, комкая платочек, пролепетала:
– Да, действительно, куда уж дальше портить. Простите мою несдержанность. Понимаете, Игоряша вчера пришел не очень поздно, я весь день готовилась, как вы учили, но когда подавала ужин, у меня из рук кусочек хлеба выскользнул на пол. Ах, я такая неловкая. Я увидела его поджатые губы все, все из головы испарилось, в одно мгновение.
И все пошло по схеме, на которую вы мне указали. И, только когда я забилась под угловой столик, а ему уже лень было меня оттуда извлекать, и только когда я подумала «Господи, до чего же красив, в гневе он как разъяренный Марс, пусть убивает, я так его люблю», я опомнилась, но было уже поздно. Он, молча, и это самое страшное, ушел в спальню, правда, спустя несколько минут, уже спал сном младенца. Пухлые губы приоткрыты, длинные тени от пушистых ресниц, широкая мужественная грудь… Женщина внезапно замолчала.
Опера нетерпеливо барабанила скрюченными пальцами о столешницу. Едва дождавшись паузы, быстро заговорила.
– Ну, теперь, наконец, ты поняла? То, что он паразитирует на твоей энергетике, мы разобрались еще в прошлый раз, и это его вопросы. А, ну, вспомни, говорил в начале отношений, такую фразу: «Покорность, признак настоящей женщины», говорил?