Запасный вход - стр. 62
Пытаясь скрыть неловкость, и ее, кстати, тоже подметила Оленька, он вытащил из недр своего необъятного стола коробочку, на мгновение открыл ее и тут же захлопнув, сказал:
– Василий Степанович, наш дорогой товарищ был отмечен высокими наградами. Но! К сожалению, мы не можем вам их передать, так как вы не состояли в браке с покойным, и они будут храниться в его личном деле, пока не найдутся кровные родственники, наследники, так сказать. Вам что ни будь известно о них?
– К сожалению, нет. Он только упоминал о маме, простите, как ваше имя отчество? – намеренно сбивая его с мысли, спросила Оленька, в ее голове зазвучали обрывки фраз, которые никак не вязались с настоящим разговором.
– Как? Вас не предупредили? Он оправил гимнастёрку, щелкнул каблуками и, изображая скорбную мину, представился: Чернышов Филипп Кузьмич, начальник отдела по борьбе с бандитизмом.
– Очень приятно познакомиться, – нарушая все правила этикета, она ткнула указательным пальцем в темно-зеленую петлицу, аккурат напротив сердца.
– ВЕ-ЛИ-КО-ДЕ-ЛО, слегка гнусавя, пропела Оленька, на мгновение остро зыркнула в глаза товарищу, и тут же, стала уговаривать мягкими обволакивающими фразами:
– Филипп Кузьмич, присядьте, вам тяжело стоять на ногах, вы устали, вас клонит ко сну, позвольте вам помочь, вот так вам будет удобно.
Оленька смотрела, как разгладился и перестал дергаться его шрам, как голова стала опускаться, и даже послышался легкий храп, подстроившись под его дыхание, протянула ласково:
– Фиииля, ты меня слышишь? Филяяяя…
– Да, слышу…
– Кто обидел моего сыночка?
– Васька, стервец. Васька золото прикарманил, маменька.
– Рассказывай, Филипп, все рассказывай, я тебя слушаю.
Уже потом, из отрывочных фраз избалованного и обиженного ребенка, Оленька выстроила для себя целую историю, и вот что получилось.
– Знаешь что такое деревня? Там живет простой люд, работяги, но на зуб им не попадайся, что девку ославить, что кличку пришпандерить, это на раз. Я до двадцати годков с кличкой ходил, знаешь какой? «Намоленный». Маменька моя, восемь лет кряду, после свадьбы рожала дочерей. А тятя, как только матушка начнет подниматься с постели, хватал дубинку и гонял ее по всему двору, приговаривая – «Посмей только еще девку родить – убью». На мальчишек – то надел земли давали, а на девок – нет.
Кузьма «жеребанный», это батя мой, тоже кличку сварганили, добрые люди, не постеснялись, то ли от того, что живот у него был объемистый, то ли от того, что конезаводчик был отменный, кобылок – то из-за границы привозил, это да, был такой нюанс. Опять же – пасека у него, медок к царскому двору поставлял. Сад элитный, яблоки, как два моих кулака, на всю округу славились. Да все мало ему казалось, расширяться хотел, а вот и не получалось. Матушка, как мной отяжелела, из церкви, считай, не выходила. Все молила: «Господи, дай сына, хоть, дурака – да сына». Услышал Господь. Явился я на свет с кличкой уже. «Намоленный». Ну, ведь обидно же, правда?