Замок одиночества - стр. 10
Когда сын Роберт окончил школу, Ирин отправил его учиться в университет Падуи. В тот год отмечали семьсотдевяностопятилетие образования университета, и Лев предложил знакомому тамошнему декану провести выставку-ярмарку работ Галилео Галилея, много лет преподававшего в Падуе. За год до этого он приобрёл по случаю во Флоренции два рисунка-чертежа гения и пару интереснейших трактатов той эпохи. Рисунки Лев Антонович подарил местному университету, а трактаты купил Оксфордский. За очень приличные деньги. Следует подчеркнуть, что Лев Ирин был человеком щедрым, вообще человеком широкой души и мог запросто подарить очень дорогую вещь. Одно дело – если он родной жене дарит редкий розовый бриллиант, другое – дарит Жене Софьину рисунок Сальвадора Дали, а третье – Жениному отцу манускрипт Якоба Бёме, его черновые записки о пантеизме.
– Ого! Спасибо, Лев! Ты молодчина в своём «сыскном» деле! И тебе «по зубам» большее! Гораздо!
Лёвчик было обиделся: этот манускрипт стоил трети автомобиля высокой марки. Но ведь юбилей отца друга, семидесятилетие уважаемого учёного! Ирин лишь пробубнил растерянно:
– Что именно, Матвей Корнеевич? Шлиману и Борхардту крупно повезло, по сути, один раз в жизни…
– Да! Один! Но как! Я же помню, как ты в детстве зачитывался «Таинственным островом», «Островом сокровищ», как позже вы с Женькой восхищались Остапом Бендером! Шлиман, Борхардт, ха! А… – Старик хитро посмотрел на Льва. – А вот интересный вопрос. Троя, Нефертити – это здорово, но как было бы гениально, трогательно, необыкновенно найти… ну, скажем… сапоги, изготовленные руками Бёме! Он ведь по профессии сапожник! Ха! Забавно, чёрт возьми! – Матвей уже думал о чём-то своём.
И эти случайные, сказанные почти ненароком, в шутку слова мудрого человека глубоко запали в душу Льва. «Точно! Хорошо, хоть “щипачом” не назвал… “курочкой, которая по зёрнышку клюёт и сыта бывает”… А я голоден! Голоден по настоящему открытию!»
К слову также добавим: Ирин был ещё и очень умён. Во-первых, он понимал, что «широкий жест» в широком деле – тоже капитал, а во-вторых, ему «фартило» только тогда, когда он полагался на принцип «двадцать-восемьдесят», т.е. двадцать процентов усилий обеспечивают восемьдесят процентов результата.
В последние два года он постепенно «свернул» деятельность трёх своих археологических групп – результатов было мало. Все свои силы Лев Антонович направил на поиск и расшифровку редчайших исторических документов. Он свято верил, что иное письмо, страничка дневника, служебного отчёта, чертежа-плана могут пролить свет или уж во всяком случае ярче, а то и по-новому взглянуть на то или иное историческое событие или фигуру. Да-да, «эффект бабочки»! «Ну и что, что это дело менее благодарное и менее выгодное, чем обычный антиквариат? Всё относительно! Ха! “Они” мне отдают двадцать пять процентов моего… Пусть! Посмотрим через… кто был более честен и благороден! Благородный “сапожник без сапог”, ха! Конечно, не моё сейчас время, сейчас всё – потребление, пресыщение. И равнодушие! Повальное, всеобъемлющее. И никто не может обрадоваться открытиям, удивиться… Скучно!» – думал порой Лёвушка.