Захолустье. Пока я здесь - стр. 13
Свет опять замигал, в кабинете становилось темно, как перед грозой. Только экранчики мерцали, у кого слабо, у кого очень ярко. Там на них – дорога над водой (вид с высоты), большое официальное торжество (мне кажется, кадры повторялись), очень долгий поцелуй (крупным планом), закат (в Захолустье или в похожем городке, мне кажется, это был какой-то очень важный для этого человека закат). Дальше я не смотрела. Потому что мой экранчик вдруг начал гаснуть – это я отвлеклась от своего воспоминания, полезла в чужие.
Но я же не просто так, я за подсказкой. Мне надо вспомнить… что-то очень хорошее, сильно хорошее. Когда я была счастлива? Ну вот Мелочь у нас в доме… И когда в школе, в театральной студии, мне дали очень важную роль, ту, которую я больше всего хотела. Роль не самая главная, но без этого персонажа вся пьеса рассыпается! Я боялась, что роль отдадут Алёне или Ольге Морошкиной, но… Мне предложили сыграть… и я сыграла… У меня сбылась мечта!
На моем экранчике теперь была сцена, наша, школьная… Генеральная репетиция – зал-то был пустой, я помнила. Репетиция была лучше, чем сам спектакль, публика не мешала, никто не шептал, не щёлкал и не светил мобильниками… Мы просто играли ради игры, ради спектакля… Я тогда ещё не знала про того человека, про лучшего в мире актёра… Но мне всё равно было хорошо, у нас всё получалось… Мне казалось, что в этом воспоминании вся радость мира. А экранчик всё равно не очень ярко светился, даже в темноте казался бледным, если с остальными сравнивать.
Свет под потолком пару раз мигнул, но толком не включился.
– Не жалейте себя! Наша память – общая сила!
Это кричала та женщина с чёрными волосами, которая боялась высоты. Только последнее слово было другим, на местном языке, что-то типа «мощь и оружие», но коротко и быстро. Это я сейчас так вот перевела. В общем, она ко всем обращалась, просила самых ярких воспоминаний. И я правда старалась, но больше почему-то вообще ничего не вспомнилось… точнее… то, что я не хотела.
Как папа возвращается после новогоднего корпоратива. Он сильно выпил, мы с мамой обе это знаем. Папа в коридоре спотыкается об Мелочь, и Мелочь так воет, будто плачет… Я подхватываю Мелочь, прямо под мохнатое рыжее пузо, уношу к себе и тоже плачу – потому что я сейчас папу ненавижу, но я уже знаю, что его потом прощу всё равно… И я плачу в собачью шерсть и целую Мелочь в нос. И я не хочу, чтобы другие это видели! Никогда! Я не могу это показать, это слишком моё, внутри…
Я зажмурилась. Я не знаю, исчезла от этого картинка на моем экранчике или нет. Но я закрыла глаза. И сжалась. И поняла, что мне дует по ногам, как в машине, когда папа врубает кондиционер… И мне казалось, что, если я открою глаза, за окном будет утренняя дорога, московские дома… Но были серые сумерки, пустой кабинет. Остальные куда-то ушли, их экранчики погасли…