Заговор маски - стр. 25
– И кому я там нужен? – пожал плечами Козарин. – В Лигии я тоже оставаться не хочу. Они и сами все бегут на запад. А там, куда нам надо, с учеными людьми, знаешь ли, лучше, чем у нас. Что мы будем делать? Резные ложки на улицах продавать? Сможем ли мы на это семью прокормить? А то, что ты в лесу, как дома, тебе в Люнденвике или Лютеции особо не поможет.
– Может, ты и прав, – вздохнул Живко, на глазах теряя запал. – Хотя можно было бы и в деревне где-то там поселиться… Но у границ – нет. Лигийцы сами напуганы этими православными, а, стало быть, если бежать, то уходить с родной земли далеко на запад. Как можно дальше. Но то что в городах нам делать нечего, ты прав, друг… Только что мы делать будем, если останемся, Козарин? Девочки всю жизнь свою бояться будут, а мы спины гнуть перед православными?
– Я не знаю, – Козарин тоскливо взглянул на запад, где уже почти угасли краски закатившегося солнца, и растерянно повторил, – не знаю я, Живко. Идем, спать надо. Завтра в церковь вставать рано.
Лесничий, такой же растерянный, как и друг, неловко похлопал того по плечу.
– Пошли. И не трави себе душу раньше времени, Козарин. Может, уберегут боги… – он снова закинул хворост себе на спину. И знаешь… Ложки ложками, но я все-таки завтра после церкви в лес схожу… К тому, что я там иной раз сутками пропадаю все привыкли, поп наш ничего не заподозрит. А я тем временем осмотрюсь хотя бы. А то, если нет другого пути, я словно в волчьей яме себя чувствую. Идем…
Друзья побрели по тропинке в сторону домов. В полном молчании они дошли до дома лесничего, который был одним из самых близких к лесу.
– Покурим напоследок? – вздохнул Козарин. – Горя все равно у вас, наверное, а Ждана меня дома с головомойкой ждет. Очень она испугалась, когда поп этот пришел: мы с девочками за книгами сидели.
Живко угрюмо покивал.
– Покурим, – согласно сказал он. – Стояна тоже наверняка будет злиться… Это все от страха. Женщины боятся, да и мы, в общем-то, тоже…
– А мне кажется, – учитель достал заранее свернутую самокрутку и закурил, – что Ждана проникаться начала. Если ее в оборот монахини возьмут – не знаю, что будет дальше.
Живко помрачнел, доставая из-за пазухи кисет и сворачивая свою самокрутку.
– Что ж такое творится, – угрюмо бросил он. – Стояна уже давно на молитвы Христу сбивается. Говорит, он вроде милосердный, может и поможет. Но она это от страха, она бы кому угодно молилась, лишь бы никто из нас не пропал.
В этот момент скрипнула дверь, и во двор вышла невысокая темноволосая женщина. Ее когда-то миловидное лицо покрылось морщинами от постоянных тревог.