Йомсвикинг - стр. 28
Я растопил снег и обмылся перед очагом мочалкой из ягеля. Когда я собирался надеть прежнюю одежду, Хальвдан кашлянул и указал на шкуру под столом:
– Под ней. Увидишь там крышку.
Я встал на колени и поднял старую засаленную овчину. Под ней, как он и сказал, я увидел крышку вровень с земляным полом. То был дубовый сундук, похоже, нездешней работы, ведь на крышке был вырезан большой крест. Такой знак мне как-то показывал отец: знак Белого Христа.
– Открой.
Я повиновался. В ноздри ударил резкий запах прогорклого жира. В сундуке лежала одежда. Из тонкой ткани, не такой, которую носишь каждый день. Поверх лежал кожаный ремень шириной в три пальца с круглой бронзовой пряжкой. Я достал его и показал Хальвдану.
– Это мой старый пояс, – сказал Хальвдан. – Когда идешь на жертвоприношение, надо надевать добротный пояс и красивую одежду. Надень коричневые штаны и длинную рубаху. И плащ.
Я искоса взглянул на него.
– Парень, я не могу идти на праздник. Но мне надо отправить кого-то вместо себя, иначе я нанесу оскорбление Харальду Рыжему. Одевайся.
Я вновь повернулся к сундуку и достал аккуратно сложенный плащ, коричневые штаны и серую рубаху из толстой ткани. Такие вещи носили знатные люди. Ворот рубахи был украшен тканой каймой. Под этой одеждой лежал еще один плащ, а под ним еще что-то. Я осторожно приподнял плащ, чтобы взглянуть, что там, и увидел шлем, кольчугу и топор без топорища. И он не походил на тот топор, которым мы тесали доски во дворе. Он был легче и тоньше, изогнутое лезвие длиной в две мои ладони. Угол кромки заострен, как будто для колющих ударов.
Но это еще не все. На самом дне лежала тщательно свернутая ткань. Я ее пощупал. Она была толстой, жесткой и походила на парус.
– Остальное не трогай.
Я положил топор на место и закрыл сундук. Накрыл крышку овчиной и начал одеваться.
– Ты хороший парень, – пробормотал Хальвдан. – Были бы другие времена, я бы, пожалуй, снял с тебя ошейник.
Я не отозвался. Подумал, что это просто пустые слова. Извинения. Ему выгодно держать меня в рабстве, особенно сейчас, зимой, когда почти все свободные люди давно ушли отсюда. Но разозлиться на него не получалось. Он не был злым человеком. А теперь, лежа на кровати и кашляя, он смотрелся просто жалко.
Снега уже навалило столько, что я мог надеть лыжи, которые смастерил этой осенью. Хальвдан сам велел мне это, он знал, что пробираться по глубокому снегу будет трудно. А теперь, похоже, зима наступила по-настоящему, снег так валил, что я едва различал кончики собственных лыж. В одной руке я держал факел, в другой – лыжную палку и пытался идти по тропинке, проложенной в лесу, но факел скоро погас, так что я уже не знал толком, куда иду.