Йеллоуфейс - стр. 16
Я ЗАБРАСЫВАЮ ПРЕПОДАВАНИЕ ДО КОНЦА МЕСЯЦА (у меня полставки в Веритас Колледж, где я готовлю абитуриентов к SAT[3] и занимаюсь гострайтингом[4] эссе для коммон ап[5] – обычный старт для всех выпускников Лиги Плюща без лучших перспектив). Шеф недоволен; бухтят, понятное дело, и родители учеников, но у меня сейчас нет сил сидеть вот так в комнате без окон и допытываться, поняли ли прочитанное жующие жвачку сопляки с брекетами. Просто нет сил.
– Неделю назад у меня на глазах билась об пол моя подруга, до тех пор, пока не умерла! – набрасываюсь я на мать ученика, когда та звонит мне с претензиями. – Так что, наверное, я имею право на небольшой отпуск в связи с тяжелой утратой?
Следующие несколько недель я никуда не выхожу. Весь день сижу в своей квартире в пижаме. Как минимум дюжину раз заказываю чипотле[6]. Пересматриваю старые серии «Офиса» до тех пор, пока не начинаю цитировать их слово в слово, просто чтобы как-то успокоить ум.
А еще я читаю.
Афина не зря собой гордилась. «Последний фронт» – это шедевр.
Чтобы сориентироваться, мне приходится зарыться в Википедию. В романе повествуется о невоспетом вкладе Китайского трудового корпуса – 140 000 китайских рабочих, завербованных британским правительством и оказавшихся на фронте в годы Первой мировой войны. Многие из них погибли от снарядов и бомб, в результате несчастных случаев и от болезней. По прибытии во Францию большинство рабочих ждало бесчеловечное обращение. Их лишали заработной платы, размещали в грязных и тесных бараках, не давали переводчиков; на них нападали другие рабочие. Многие так и не вернулись домой.
Есть расхожая шутка, что от каждого «серьезного писателя» жди когда-нибудь толстого пафосного романа о войне. Видимо, «Последний фронт» – такой роман у Афины. Ее прозе присущи уверенность, сдержанность и лиризм, необходимые для раскрытия такой тяжелой темы без скатывания в инфантильную напыщенность или ханжество. Большинство эпопей о войне, написанных молодыми писателями, как правило, не более чем имитация; авторы выглядят малышами, гарцующими на игрушечных лошадках. А вот военная проза Афины звучит как эхо с поля боя. В ней звенит правда.
Понятно, что она имела в виду, называя эту книгу вершиной своего мастерства. До этого повествование в ее романах было линейным, с единственным главным героем, о котором она писала в третьем лице прошедшего времени. Здесь же Афина делает нечто похожее на то, что показывал Кристофер Нолан в фильме «Дюнкерк»: вместо того чтобы следовать одной конкретной линии повествования, она наслаивает разрозненные сюжеты и перспективы… Получается такая движущаяся мозаика; толпа на ней словно кричит в унисон. Достигается эффект кинематографичности; вы представляете себе все с документальной четкостью: сонм голосов, обнажающих прошлое.