Языки страха. Женские и мужские стратегии поведения - стр. 34

Рассмотрение страха в антропологической перспективе как механизма культурной регуляции поведенческих норм позволяет увидеть, что он в каких-то случаях может давать особый тип самореализации личности. Речь идет о таком субъекте, который, подчинив себе страх, способен к активному культурному творчеству. Та необыкновенная воля к власти, которую не только проявила, но и гениально реализовала Екатерина II, на наш взгляд, во многом связана с феноменом страха и стратегиями его преодоления.

Вряд ли мы найдем явные доказательства тому в документах и мемуарах, свидетельствующих о времени Екатерины. Образ императрицы, созданный ею же самой, спроецированное на внешнего наблюдателя обаяние ее личности подчинили себе любые суждения, завуалировали те аспекты ее личностного самоощущения и поведения, которые могли быть поняты именно в их связи со страхом.

Однако существует текст, в котором мотив страха становится ведущим. Это “Записки” самой Екатерины. И пусть кажется, что Екатерине нужно было всего лишь нарисовать негативную атмосферу, в которой жила при русском дворе будущая великая императрица» можно все- таки полагать, что она невольно “проговаривается” в своих мемуарах. Неслучайно рядом с мотивом страха появляется хорошо знакомая по реальной государственной практике Екатерины аргументация – переход к размышлениям о любви к России, всему русскому, русской короне, т. е. к удостоверению ее будущих притязаний. См., например: “Я увидела ясно, что он (Петр III. – О. Г.) покинул меня без сожаления; что меня касается, то, ввиду его настроения, он был для меня почти безразличен, но небезразлична была для меня русская корона”[12].

Страх постоянно присутствует в жизни молодой Екатерины, становится тотальным состоянием елизаветинского двора. См.: “Но и на этот раз я отделалась только страхом”, “Я почти что остолбенела от страху”, “Я замирала от боязни” и т. д. Или, например, известный эпизод – написание юной принцессой письма под заглавием “Портрет философа в пятнадцать лет”. Екатерина написала этот текст для графа Гюлленборга, который при встрече сказал ей, “что пятнадцатилетний философ не может еще себя знать и что я окружена столькими подводными камнями, что есть все основания бояться, как бы я о них не разбилась”[13]. Рефлексия над этими страхами и стала, видимо, главным предметом письма, позднее уничтоженного.

Атмосфера страха и боязни, тем не менее, подталкивает Екатерину к действиям – “Я <… > не переставала серьезно задумываться над ожидавшей меня судьбой”[14]. Потому она, казалось бы, немотивированно, занимается своим личностным поведением, стараясь быть обаятельной, тщательно изучает русский язык, принимает православие и т. д.