Ярослав и Анастасия - стр. 64

– А тебе волость выделена обширная, под Перемышлем. То вотчина матери твоей.

– Вот как? Мне, стало быть, князю не служить? – Володислав задумчиво прикусил губу.

– Тако. Гляжу, верно меня уразумел. Около княжого стола нечего всем вам троим вертеться. Смутные времена ожидают Галичину. Ведаете, что пренебрёг князь княгинею своею, завёл себе полюбовницу.

– И что с того? – пожал плечами Володислав. – Мало ли князей так живут? Иные и не одну полюбовницу имеют.

– Оно верно. Да токмо бояре в Галиче многие сторону княгини держат. Вот с ними-то, сын, и надобно тебе снестись. Сторожко, тихонько, но войди в круг недовольных. А далее сам смекай. Вы же, – обратился Лях к притихшим молодшим, – покуда крепче за князя держитесь. Трудно сказать ныне, чья перемога[139] будет. Потому и порешил я, что лучше вам разделиться. Но… поклясться вы должны, что брат брата в беде не бросите николи, что помогать ему станете! Друг за дружку крепко стойте! Тогда никто вам не страшен будет: ни князья, ни бояре галицкие. Уразумели?

– Уразумели, отче, – отвечали братья хором.

Лях слабо улыбнулся. Кажется, дошёл до сынов его дальний замысел. Жаль, самому ему не створить уже того, что удастся им. Пролетела, промчалась кобылицей лихая молодость, впереди – одни болезни тяжкие, одни охи да вздохи!

Ещё сказал в тот вечер сынам своим Лях:

– Ворога своего главного такожде должны вы ведать. Костька Серославич – он матушку вашу сгубил. Готовила матушка ваша заговор супротив Ярослава, переписываться стала с князем Изяславом Давидовичем, привлекла к делам сим многих опальных бояр галицких. Оказался средь них и Костька. Да токмо предал он нас, открылся княгине Ольге, переметнулся на сторону Осмомысла! А после, как сведала княгиня Ольга о помыслах наших тайных, людишки Костькины матушку вашу и сгубили. Тако говорят. Будь он проклят, гад этакий! Отомстите ему, сыны, как час пробьёт. Остерегу от одного: не торопитесь. В силе покуда Костька. А вот когда слабость его учуете – бейте, не бойтесь! Верую: отольются ему слёзы ваши сиротские!

Окончил на том Лях толковню. Каждый из сыновей подошёл к нему, принял благословение, облобызал старческую отцову десницу.

Опустела горница, тускло чадил на стене факел. Сидел в одиночестве, сгорбившись, положив руки на стол, старый боярин, вспоминал былое, вздыхал. По щеке его покатилась вниз, скрывшись в жёсткой бороде, горькая одинокая слезинка.

Императорский хрисовул на багряном пергаменте с золотой вислой печатью лежал перед Ярославом на столе. Не вспоминал базилевс Мануил о вассалитете покойного Владимирка, не проскальзывало меж строк замысловатого греческого письма столь ненавистное Ярославу слово «hуpospondos». Напротив, император обращался к нему, как равный к равному, называл почтительно «господарем Галицкой земли». В послании, переданном Осмомыслу двумя епископами, прибывшими к его двору во главе пышной свиты, говорилось, что Мануил прощает своего двоюродного брата Андроника, а с ним, князем Руси Червонной, намерен заключить союз против короля угров. И просит направить в Землин, на берега Дуная, отряд галицкой дружины, поставив его под начало Андроника, мужа искусного во владении оружием и в способах ведения боя.