Ярослав и Анастасия - стр. 39

…Княжну отправили к жениху после Святок, на исходе января, неожиданно холодного и ветреного для этих благодатных мест. Провожал богато убранный поезд весь город. Ярослав сопровождал возок дочери верхом на коне до Немецких ворот. Там они расстались, расцеловав друг друга на прощание.

– Я напишу тебе, как приеду, – пообещала Фрося.

В кожушке синего цвета, узорчатых рукавичках, в шапочке с парчовым верхом и опушкой меха соболя, в сафьяновых сапожках, она, казалось Ярославу, сразу, в одночасье стала намного взрослей.

«Воистину, невеста и есть», – подумалось князю, когда Фрося, гордо вскидывая вверх голову, прошла к своему возку и поднялась по крытым ковровой дорожкой ступенькам. Возок помчал вперёд, задымила дорожная печь, из трубы на крыше повалили густые белые клубы. А дальше перед глазами Ярослава был только снег, была метель, свистел в ушах отрывистый ветер.

Он круто поворотил коня и быстрым намётом помчался в Детинец[110]. Следом за князем поскакал отряд оружных гридней. Нижний город скрывался посреди белой дымки, лишь свинцовые купола собора Успения тускло поблескивали вдали.

…Ольга с сыном провожали княжну, стоя на забороле крепостной стены. Там и нашёл её запыхавшийся, весь обсыпанный снегом Ярослав. Окружали княгиню ближние боярыни. Среди них заметил Ярослав скуластую жену Чагра, рядом с которой… Да вот же она, Анастасия, в шапочке куньего меха, стреляет его немного насмешливыми лучистыми глазами, вся светится красотой! Но всего одно мгновение любовался Ярослав прелестью молодицы. Тотчас закрыли её своими спинами боярыни, стали наперебой хвалить его, говорить, что он «добре устроил дщерь свою».

Князь спустился по крутой винтовой лестнице во двор крепости и поспешил укрыться у себя в покоях. Не по сердцу было это непомерное славословие. Подумалось вдруг, что поспешил он, что надо было обождать, потерпеть с дочерью. Настя – да, да, он её любит, он восхищён, очарован её неземной красой! Но при чём тут Фрося?!

Метался Ярослав из угла в угол палаты, скрипели под ногами половицы, никак не мог он обрести покой.

Впереди ждали его события, во многом изменившие судьбу Галицкой земли.

Рослый черноволосый человек лет сорока пяти в долгой испачканной грязью и порванной в нескольких местах тунике[111] ромейского покроя, как только привели его к Ярославу стражи, довольно-таки самоуверенно уселся на лавку напротив князя и громким голосом, чудно мешая греческие и русские слова, объявил:

– Я Андроник Комнин, себастократор[112]! Я твой двоюродный брат, архонт[113]! Пришёл к тебе в надежде отыскать спасение! Базилевс Мануил преследует меня незаслуженным гневом! Двунадесять лет я провёл в темнице, и вот… – Он размашисто развёл своими сильными, жилистыми руками. – Мне удалось наконец бежать!