Янина и истинные роли. - стр. 11
Плюсом оказались разлитые в воздухе эмоции, по большей части негативные, но выбирать не приходилось. Поглощала я теперь и их, не рассчитывая получить более приятные, положительные чувства окружающих. Выданная мне еда – это хорошо, но если придется выкармливать тяжелораненых солдат, ее будет и так мало. Мечтать о том, что будет много доброхотов, занимающихся подобными солдатами, не приходилось. А значит, сперва осматриваемся, ночуем в пустом доме, выбираем кого-нибудь из тех, кто не может смотреть на страдания пленных и примазываемся к нему. Для этого нужно найти либо лагерь, либо место работы военнопленных, и околачиваться там минимум один день. Если увижу своего, то это вообще будет идеально!
Выйдя на отдаленно знакомую улицу, я пошла за парочкой старушек с узелками. Они явно не просто так обсуждали, что смогли сегодня приберечь для «ребятушек», а значит, мне было с ними по пути. Говорили они тихо, почти шептались, но я улавливала некоторые фразы, и любовью к захватчику там и не пахло. Будь у них достаточно силы, две пенсионерки передушили бы немцев и выгнали из родного города поганой метлой. Увы, но в текущий момент в городе почти не осталось нормальных, здоровых мужиков. А вот детей, беззащитных, надеющихся только на своих матерей, просто уйма. По словам моих невольных информаторов, приходилось от трех до шести малышей на каждый дом, и это если считать родных. А ведь есть и те, кто собирал под своей крышей еще и беспризорников, приходивших из других городов и сел.
У меня зашевелились волосы от нарисованной ими страшной картины. Даже при проживании в школе, куда мелких привозили регулярно, на каждого взрослого приходилось по шесть или семь младших. Но наша школа – самое безопасное место на свете. А еще там огромные продовольственные запасы, свое хозяйство и полные потайные бункера, на случай, если каким-то чудом нас найдут среди дремучего леса, где кроме зверья, никто не водился. А здесь, на пути следования вражеских войск, женщины справлялись со всем сами, еще и помогали друг другу. Если это не их личная война, их поле битвы, на котором они сражаются каждый день, давая шанс не подохнуть членам собственной семьи, то я не знаю, как назвать это иначе.
Постепенно хромающих старушек и достаточно молодых женщин, становилось все больше. К скудному потоку примыкали девчонки и мальчишки, матери с детьми не старше пяти лет. Я все больше хмурилась, «поедая» их робкую надежду и предвкушение победы. За пару кварталов до строения, разящего болью и безнадегой, толпа в человек тридцать, рассосалась. Кто-то свернул на соседнюю улочку, кто-то остановился, заняв наблюдательную позицию из-за разрушенного забора и дома, в который попал снаряд. Выгоревший изнутри деревянный дом, лишившийся разом крыши, всех окон и дверей, служил женщинам укрытием от взглядов солдат охранников. Мужчины в форме обходили периметр надежного сетчатого двойного забора, с колючей проволокой поверху.