Я – живой! - стр. 8
Деда Федора все слушались в семье. Видно было, что он главный. Дом был небольшой мазанный из двух комнат. Самая большая – дедова. Туда никого не пускали. В маленькой жила семья сына Ивана с невесткой Натальей, детьми. Семья с интересом рассматривала высокого стройного юношу с орлиным взглядом и кучерявым чубом, с которого капала вода. Афанасий до ужина обмылся в летнем душе под ледяной водой с хозяйственным мылом. После дождя бак был полон, плескайся не хочу. Афанасий даже чистое белье получил, обноски Ивановы пригодились. Счастливый сел за стол, как заново родился.
– Вот теперь на человека похож, а то в рванье по лесам шастать, это не дело. Завтра тебя проверим в работе! А там посмотрим! – поднимая рюмку, произнес дед.
На сеновале Афанасий лежал, как во дворце на десяти перинах, подушку тоже дали, травой пахнет, видно набили полынью, бессмертником и пустырником, потому что не успел он на нее голову водрузить, как тут же заснул. Конечно, с дедом Федором весь день по лесу ходили, грибов насобирали на засолку, пока волка в лесу искали. А теперь грузди красиво в бочках блестели, солились. Осень прозеваешь – жизнь потеряешь! Это точно.
Рано утром, еще до того, как петух закричал, дернул за ногу Афанасия дед Федор, на работу нужно срочно, пока не сильно рассвело. Он потащил Афанасия, засыпающего по дороге, в колхозное поле на окраине деревни. Колхоз только что кукурузу собрал. Нужно оставшиеся початки к рукам прибрать, пока начальство не проснулось. Падаль она неучтенная, пусть лучше сгниет, а людям брать нельзя, в тюрьму отправят. Вот дед Федор на стреме стоит, Афанасий в мешок наощупь кочерыжки собирает, даже не оглядывается.
– Пошустрей, давай! – шепчет дед Федор. – Если что я тебя за шиворот схвачу, а когда начальство подходить будет, отпущу, тогда убегай в лес, как заяц зигзагами, понял, чтобы не застрелили? А мне не положено, я же сторож, охранять колхозное добро должен.
Афанасий кивает головой, соглашается, очень уж картошка воронежская вкусная, да огурчики зимой, говорят, бочковые будут подавать, те вообще, как лимонад. Пусть с запахом, но резкие! Слюна сама собой полилась, как про огурцы заговорили. Это ж самый деликатес для желудка, упадет вниз и он уже полный. А сегодня еще может и кашей кукурузной побалуют, не зря же мы ее собираем. Афанасий быстро на четвереньках лазит по рядочку, наощупь хватает, в мешок складывает неучтенное добро. Никогда в жизни ничего не воровал. Это ж грех какой! А вот кукурузу жалко, сгниет ведь! Господи, вразуми начальство!
– Слушай, Фонька, а ты ведь не питерский, с такой сноровкой в доме графа Стенбока – Фермера тебе места не было бы, – смеялся дед Федор, когда возвращались с целым мешком домой в обход через овраг. – Ты знаешь до чего хорош был его Дворец. Весь из красного кирпича с круглыми балконами, дом треугольником стоит на Тучковой набережной. Парадная с круглой дверью, лепнина наверху. Там даже домовая церковь есть «Сретения Господня». Вот это я понимаю детский дом в Питере. Я там истопником числился. Ух, а граф видать баб любил, маски женские под карнизом повесил всех своих любовниц. Будешь в Питере, обязательно сходи на Тучкову набережную, посмотри на этот Дворец.