Размер шрифта
-
+

Я у мамы дурочка - стр. 9

Не послушалась, дурочка.

Осталось ощущение, что меня заманили и избили жёстко и жестоко. Помню, что очень хвалили стихи другой поэтессы, моей подруги. Особенно – Гарнакерьян. И она решила, что теперь он будет поддерживать её, помогать, но он и думать о ней забыл назавтра!

Она спрашивала у меня:

– Ты не знаешь, почему?

А я была просто ошеломлена. За меня никто не заступился! Ни Егоров, который только недавно хвалил меня в рецензии на целую газетную полосу, ни Долинский, ни Коля Скрёбов – никто.

Я не задавала вопросов, но, наверно, что-то было в моих глазах, если Даня Долинский сказал при встрече:

– Мы должны были поставить тебя на место, иначе бы ты загордилась и перестала писать стихи.

Я и не писала полгода. Коля потом долго напоминал мне строчки, которые появились у меня после этого обсуждения:

Пройдут года, и не представит кто-то,
Как я стою на линии огня,
В окопы залегла Донская рота
И целит в безоружную, в меня,
Из амбразур, из дотов и из дзотов,
А бывшие друзья из-за угла,
Чтоб мне казалось: вся стреляет рота,
А каждых глаз я видеть не могла.
Вдруг оказалось, что я одна, никого вокруг.

Кто сказал, что друзья познаются в беде? Один был далеко, второй теперь ухаживал за другой поэтессой. Такой парадокс: всю её жизнь, даже после моего отъезда, мальчики, потом взрослые мужчины, которые безрезультатно ухаживали за мной, переходили к ней. Она спрашивала у меня с досадой:

– Почему они после тебя приходят ко мне?

– Наверно, думают, что мы похожи, раз ты тоже пишешь стихи.

– Но они уходят!

– Потому что мы разные.

А тогда, после обсуждения на секции, она вдруг прислала мне письмо – мы не можем дружить, не должны, потому что нас друг с другом сравнивают и сталкивают лбами.

Ну не должны, так не должны. Я ничему не удивлялась, маятник стоял в крайней противоположной точке. Стоял намертво.

Я очень разозлилась – на себя, конечно. Давно не сидела за столом, мы с ним отвыкли друг от друга! И у настольной лампы давно сломан абажур.

– Мы ещё поборемся! Ты будешь сидеть за столом каждый день. Даже если ничего не будет получаться. Абажур можно сделать из ватмана и скрепок.

У меня потом несколько лет был абажур из ватмана с моими подписями вместо рисунка.

И Гарнакерьян год за годом, встречая меня в городе, спрашивал:

– Светлана, почему ты не приходишь к нам на секцию поэзии? У нас теперь всё по-другому.

– Спасибо, мне хватило одного раза.

– Ну-ну…

Критик

Прошли годы, меня приняли в Союз писателей, я переехала в Москву.

Я очень полюбила Переделкино. Это была любовь с первого взгляда, с первого приезда. Стояла зима – белый снег, белые берёзы, белая сказка…

Страница 9