Я тебя придумала - стр. 80
И если бы у эльфа были хоть какие-то сомнения в совершённом поступке, то после того, как он увидел глаза наследного принца, они бы полностью развеялись.
8. Глава седьмая, о Тропе Оракула
… Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я…
А. С. Пушкин
Чем дальше мы шли, тем сильнее густел туман. Сначала он стелился по земле, обвивая кольцами ноги, затем поднялся до уровня талии, потом — груди…
Минут за тридцать пути серый, клубящийся дым достиг моих глаз. Я чувствовала себя так, как будто кто-то окунает меня в мерзкую, грязную лужу, при этом ещё и издевательски подхихикивая, прекрасно понимая, насколько сильно мне это не нравится.
Мы шли в полном молчании, но я почти физически чувствовала напряжение спутников. Рым стискивал мою руку так, что казалось, сейчас он сломает мне пальцы, а Тор пыхтел не хуже своего скакуна, нервно раздувая ноздри.
Через какое-то время я вообще перестала что-либо видеть, в том числе и собственный нос. Пространство вокруг стало серым, как грязное стекло, воздух резко похолодел, пробрав до самых костей, и Рым, резко сжав пальцы, тихо приказал:
— Стойте!
Очень правильная мысль — дороги не видно совсем.
— Кто бы мне объяснил, зачем я сюда попёрся, — проворчал Тор, и в любой другой момент я бы рассмеялась, но не сейчас. Потому что мою ладонь внезапно выдернуло из руки Рыма, причём без всяких усилий, как будто орка кто-то перенёс в другое место.
Серое пространство вокруг потемнело, холодный воздух проник в лёгкие, больно сжал сердце. Я почувствовала, что совсем замёрзла — руки затряслись, плечи сжались, и единственное, чего мне хотелось, — это оказаться подальше отсюда, в каком-нибудь тёплом месте. А ещё было страшно.
И когда я об этом подумала, рядом со мной кто-то мерзко захихикал.
— Трусишка.
Я резко обернулась, словно надеясь поймать этот тяжёлый, давящий взгляд, который сейчас сверлил мне спину.
— Я не… — шепнула я замерзшими губами, почти забыв о том, что Оракула нельзя увидеть.
— Трусишка, — ещё один ехидный смешок. — А ещё уверяет всех, что ничего не боится. Глупая девчонка. Хочешь, я покажу тебе то, чего ты боишься больше всего в жизни? Боишься думать, вспоминать, чувствовать…
Я резко вздохнула и чуть не закашлялась, когда ледяной воздух в очередной раз вошёл в лёгкие и пронзил тело до самых пяток.
Оракулу нельзя отказывать… Я знала это. Чёрт, я ведь сама, сама его создала! Но разве я могла тогда подумать, что однажды мне придётся испытывать его сомнительные таланты на себе?
И как же не хотелось отвечать. Показалось, внутри меня что-то зашевелилось — что-то совсем маленькое, но очень больное, окровавленное, страдающее, — и, подняв несчастные глаза, прошептало: