Я отвечаю за все - стр. 16
– Мадмуазель плачет, – сказал австрияк, – мадмуазель имеет горе…
– Это потому, что дело пахнет керосином, – сказала в ответ свою нынешнюю глупость Варвара, – то есть я в том смысле, что не в Устименке суть вопроса. У нас такой смысл и принцип, мы иначе никак не можем, а то всемирное кулачье, которое за это над нами смеется, все равно – паразиты и подонки. И над Устименкой есть еще такие, которые смеются, но это нельзя…
Слезы вдруг пролились из ее глаз и хлынули по щекам. Она потрясла головой, как бы сбрасывая эти слезы прочь, и спросила совсем тихо:
– Глупый тост, да?
– Ошень корош, – сказал австрияк, маленькими глотками, как-то чудно отхлебывая водку, – я понималь вас, мадмуазель…
Так и не выпив свою водку, она отставила стакан в сторону, утерла лицо и задумалась. Австриец печально на нее смотрел, старый, общипанный, замученный и все-таки «воззривший сокол» – так она про него думала. Отогреется у него душа или нет? Посильную ли ношу взвалил на себя Устименко? А если правда вакуум, тогда как? Ох, только бы помолчать сейчас, только бы он сообразил ничего у нее не спрашивать и не утешать ее…
Что-что, но молчать он умел. Он даже делом занялся – вновь распаковал свой багаж нищего, аккуратно распаковал и бечевку спрятал. И времени на это убил более чем вдесятеро против нужного. И только услышав, что она захозяйничала за его спиной, оборотился к столу.
– Битте! – сказала Варвара ни к тому ни к сему. – Продолжим наше застолье. Значит, так: кавьяр русские рубают ложками, – сказала она, – но, так как ложки нет, я вот тут корочку поудобнее отрезала. Кушайте, пожалуйста!
Наконец он улыбнулся. И какая же умная, добрая была у него улыбка, у этого доктора мертвых.
– У нас тут в лавочке пайки выдают, – врала Варвара, чтобы заставить австрияка есть икру. – Сильно отоваривают карточки, классически, особенно нам, геологам. Вы кушайте, не стесняйтесь, у меня там в экспедиции другой паек идет, это все мне ни к чему, смело кушайте, как следует…
Он все смотрел на нее улыбаясь.
– Пожалуйста, – сказала Варвара. – Ву компроне, мосье Гебейзен? Вы – Пауль? А как по отчеству?
– Герхард.
– Значит, Пауль Герхардович?
– Устименко так говорит.
– А я не спрашиваю, как ваш Устименко говорит. Я сама хочу говорить.
– Говорите – Пауль Герхардович. А вы как говорить?
– А я говорить – Варвара Родионовна, – позабыв о своем вранье, ответила она.
– Нонна-Варвара?
– Нонна, – рассердилась она, – Варвара – это отчество. И ветчину ешьте. Сейчас я чай заварю в графине, тут есть кипятильник.
Графин в ее руках лопнул, вечно она забывала, как следует обращаться с бьющимися вещами. Пришлось заплатить тридцать рублей. Теперь у нее оставалось девять до получки через две недели. Впрочем, она часто залезала в долги.