Я остаюсь - стр. 2

Помню, как мы в клубе праздновали хэллоуин. Правда, никто – ни дети клуба, ни родители – не имели ни малейшего представления о том, что нужно делать. Поэтому мы просто пришли с мешками конфет, говорили друг другу trick or treat!^>2 и старались во что бы то ни стало угостить как можно большее число людей и собрать максимальное количество конфет. У меня были конфеты «Неваляшка», или «Ванька-Встанька». Точно не помню. Зато помню, что говорили мы по-английски, и было весело. И потом, научившись писать, я еще долго выводила каракулями во всех школьных тетрадках своих братьев и на всех попадавшихся мне листиках свои детские воспоминания о том вечере. В каком-то смысле, я делаю это до сих пор.

Наша учительница – звали ее всегда только мадам Люси – и ее уроки с песенками и танцами запомнились мне на всю жизнь. Мне захотелось начать говорить на ее языке. Русский был скучный, на нем говорили все взрослые вокруг, а английский казался сказочным. Я не понимала зачем – я просто училась, играя. Мне не было ни легко, ни сложно – мне было интересно.

Мама возила меня на санках по подтаявшему снегу, я отказывалась вставать, когда начинался асфальт, и строго требовала «киндер-сюрприз» за каждый поход в клуб. Дома нужно было рисовать картинки и приклеивать тексты песенок в альбом – все это делала моя сестра. Этот альбом я храню до сих пор.

Помню, как весной ехала на занятия в клуб уже сама – на трехколесном велике. Помню, как кто-то устроил представление на Рождество. И я, как самая младшая, получила единственное задание: нарядиться оленем. У меня был маленький игрушечный олень. Его водрузили мне на голову и закрепили заколками. Затем я надела длинное зеленое бархатное платье. Так я стала оленем. У меня до сих пор нет ни одного предположения, как правильно одеться оленем. Зато я до сих пор помню те английские песни, которые мы тогда пели.

Но дальше с учебой мне уже так никогда не везло.

*******

Мне было семь лет, и я сидела в большом кабинете, а преподавательница пододвигала ко мне разноцветных бабочек с большими крыльями. И я смотрела, как играют на них краски.

Я читала, отвечала на все вопросы, с удовольствием рассказывала о себе и о том, что люблю петь и у меня есть школа.

– Скажи, пожалуйста, сколько у тебя бабочек?

– Три.

Меня мало интересовали бабочки, я хотела рассказать этой женщине о своей школе.

– Ну-ка, посчитай повнимательнее.

– Три, – повторяю я.

– Мы не можем взять ее в «А» класс, она слишком слабенькая, ничего не выйдет, – эти слова были обращены моей маме, а услышала их я.

Неужели тот факт, что мне было неинтересно считать этих дурацких бабочек, действительно определял, стоит ли зачислять меня в самый сильный класс? А неумение их сосчитать делало самой слабой?