Взорванное небо. Серия книг «Неизведанная планета Человек» - стр. 13
Радость пронзила его! Торжественность наполнила сердце священным трепетом! Слова молитвы вызвали слёзы, но священник не стеснялся на этот раз своей слабости. Он знал, что эти слёзы – знак возвращения к жизни.
Глава 7
Прошло несколько дней. Перемены были разительными. Нет, допросы не прекратились, и следователи по-прежнему настойчиво пытались узнать у священника о «сообщниках по организации антисоветской пропаганды», адреса «явок и тайников» обмена информации с «агентами западных разведок». Однако сам Иван Денисов стал по-иному относиться ко всему этому маскараду понятий: он ходил на допросы как на вынужденную работу, в то время как сердцем оставался в камере.
Беседы с монахом настолько интриговали священника, что остальные детали тюремной реальности отступили на второй план. Увидев его удивительную расслабленность, и следователи волей-неволей укротили давление на допросах. По крайней мере, избиения прекратились, а Иван Денисов, в свою очередь, с лёгкостью подписывал протоколы, которые клали перед ним.
Монгола же вообще никуда не вызывали, потому что ждали, как объяснил Татурсин, переводчика с монгольского на русский. Похоже, что монах был «агентом японской разведки», но допрашивать его было абсолютно бессмысленным занятием, потому что он заведомо со всем соглашался, весело улыбаясь в ответ на любые вопросы. Тем не менее, и Татурсин прямо в камере легко подписал какие-то бумаги, освобождаясь от изнурительных и бессмысленных бесед со «славными», как он говорил, «но необразованными мирянами: не христианами и не буддистами, что с них взять?»
Сокамерники были заметно раздражены происшедшими с Иваном Денисовым изменениями. Они злобно реагировали на их с монахом задушевные беседы и, не понимая смысла доносившихся слов, медленно накалялись. В результате сложившихся обстоятельств появилась возможность проучить «попов».
Однажды, когда Иван Денисов увлечённо рассказывал Татурсину о смысле Любви в христианстве и, отвечая на возражения монаха, цитировал «Откровение от Иоанна», над ними нависла фигура сокамерника – бугая по кличке Бык. Он вначале ехидно поинтересовался: не брали ли «братья попы» его плакат и, обнаружив, что на обратной стороне «любимого и дорогого» изображения отца народов Иван Денисов нарисовал распятие Христа, не на шутку разозлился, и глаза его налились кровью:
– Ну, что ж, попик, выходи… Сейчас получишь у меня по полной!
От неожиданности священник растерялся: он не заметил, как у него в руках оказался треклятый плакат, да и рисовал он спешно, поддерживая глубину разговора о своих святынях. В одно мгновение пришло понимание, что противостоять дурной силе невозможно. Приготовившись к неизбежному, он поднялся, умышленно замедляя движения, чтобы потянуть время, поправил одеяло на нарах и взглянул на Татурсина. Он успел заметить, как монах вначале чуть слышно, потом в полный голос, вдруг стал произносить слова на монгольском языке, при этом лицо его раскраснелось, грудь поднималась и опускалась, как при глубоком дыхании.