Выход силой. Три рассказа и одна пьеса. В цикле «Ученическая тетрадь» - стр. 4
– Из Крыма-то? Так на корабли погрузили… – Начал Аркадий
– Уймись, Исакыч! Памятник куда убрали?
– Да там всего один и если бы казак ещё… – Григорий закурил.
– Будёновка помешала значит? – так я и не понял, кто это сказал, но по приметам – мои парни.
– В девяностых власть же переменилась – Он старался выдыхать дым в окно, но назад все равно задувало. Алёша притворно закашлялся, будто от табачного дыма:
– Хотел сказать: «наконец-то»? Гриш, не слышу радости в голосе. – Пришла очередь Алексея зубоскалить.
– Ух ты, страх потерял? – Григорий сделал движение, словно собирался бросить перетянутый дермантином руль.
– Руки на руль, контра! – Истошно завопил Алексей, и старенькие жигули взорвало общим, неожиданно дружным, хохотом. Григорий басовито гоготал, однако держа руль обеими руками. Аркадий беззвучно трясся, то и дело вытирая слёзы. Звонко и заливисто похохатывал Алёша.
– Да уж – всхлипывал Григорий – Заверещал показательно… «Контра» … Мститель наш, неуловимый.
Резонанс наступил.
Алёша уже нашёл в сети фото и сунул под нос Григорию:
– Ну да. Он.
Конник сидел верхом на вздыбленном коне в профиль, натянув поводья одной рукой и развернув на зрителя неестественно широкие плечи, лицом получался уже анфас. Правая рука опиралась на рукоять сабли.
– Понятно. Красный богатырь – Алексея тема откровенно не сильно трогала.
– Шинели нет, летняя форма – ну это Исакыч, ясное дело, ввернул. – Отвезли может куда?
– А бес его… Срезали, говорят… Может бульдозером… Вроде насовсем.
– Да, червонный казачок, никто за тебя, видать, не вступился – вздохнул Аркадий.
– Сыскалась заступница – покосился на него через зеркало Григорий – Да жидковата оказалась супротив упырей при погонах. Слухи ходили, новому фээсбэшному назначенцу в области прям поперек горла этот монумент встал.
– А отважная женщина?
– Ксюха-то – одноклассница моя – в Вёшенской, кстати, в музее смотрителем.
– О! Григорий и Аксинья? – Повернулся Алёша, почуяв игривый контекст.
Тут мы, то есть Аркадий с Алексеем, на мгновение увидели широкую казацкую улыбку – во весь ровный ряд желтых прокуренных зубов:
– Не Аксинья – Ксения – тепло так проговорил – Она по Витьке Рябому сохла. – усмехнулся – Вот жизнь. Ему и писала потом, чтобы буденновца не трогали – он как раз главой района тогда заступил.
– Не ответил, выходит, он ей взаимностью. Да, дядь Гриш?
– Что ты? По малолетству жгли, степь аж гудела и стонала – какая любовь промеж них случилась… Верхом-то у нас тут многие до сих пор приучены. Но эти двое всем фору давали. Ксюха, известно, Витьку уделывала всякими дедовскими Ермаковскими приёмчиками. Виктор-то не из казацкой семьи, приезжий… Да вот только кончилось всё у них враз… Застукала она его, чего уж, бывает по молодости-то… Только не простила, не смогла. Да нет, он бы и рад был помочь потом с памятником. Но куда ему? Резников этот, фээсбэшник, больно круто запрягал – бандюкам даже вздрюч устроил, сам и стал тут бандитом, поглавней прочих. Уехал через год в Москву обратно, но людей положил – шахиды позавидуют.