Выход силой. Три рассказа и одна пьеса. В цикле «Ученическая тетрадь» - стр. 3
– О, Исакыч погнал википедию – Алексей заёрзал – понятно, чтобы участвовать в разговоре, нужна позиция – своя и конкретная – хоть какая-то. А её катастрофически не существовало. Или наговариваю, имелась позиция – сменить тему. Но Аркадия быстро не унять:
– Так в здешних краях станицы из рук в руки по нескольку раз переходили – от красных к белым, обратно, к швали всякой промежуточной. И руки эти мало чем отличались, иной раз родные братья оказывались по разные стороны – сценарий повторялся с насмерть пугающей точностью: прошлое начальство – в расход, грабежи, мародерство – весь комплект.
Григорий поскучнел и уставился на дорогу. Повисла тягостная пауза, по форме напоминавшая вопросительный знак. Алексей улучил возможность вставить слово и уже почти заикнулся узнать о дальнейшей судьбе прадеда, но увидел прямо перед собой интеллигентный, небольшого размера, кулак Аркадия.
– Мой к Врангелю ушёл, так что ещё покуражился… Недолго… На «Живом»>3 потонул. Но может и не совсем зря – бабка-то в Евпатории родилась. – Будто отряхнувшись от невеселых мыслей, наш казак опять глядел почти также браво и только, что не подмигивал пассажирам.
– Ну да, эвакуация – пробормотал Аркадий.
«Исакыч» – не отчество никакое, так – дружеский шарж. Это я Аркадию, кстати, приклеил. Несколько лет назад приперся он на костюмированную вечеринку в пенсне и френче. Образ сложился вполне гармоничный, надо сказать. Одна экзальтированная поклонница из его немногочисленной армии заявила даже, что напоминает он ей в этом прикиде, ни много ни мало – Исаака Бабеля. Ну похож и похож. Так он же начал пыжиться и соответствовать по-своему. Как там Алёша чуть выше слово заворачивал – не помню – подражать, в общем. Имейлы от него теперь стали приходить «с тов. приветом» вместо обычного «best regards» и тэдэ и тэпэ. Исторический период изучил – местами, так очень прилично. Ну и временами его замыкало на новом увлечении, и он начинал «гнать» – мог не к месту «Одесские рассказы» цитировать или, вон как сейчас, про Гражданскую грузить. Сам себе конечно нравился безумно, в эти минуты. И, похоже, не только себе. Армия поклонниц пополнилась, точно Красная пленными казаками – это стало слишком очевидным, чтобы отрицать. Вот я и аккумулировал нашу с Алёшей иронию в этом прозвище. И зависть ещё. Да и ревность, наверное. Всё-таки Бабеля я всегда считал своим любимым писателем, а Аркаша меня от этой любви теперь как бы отодвинул. Хотя, он и на самом деле похож!
– Куда же казачков дели? – Алёше не терпелось вернуть себе привычную центральную роль в разговоре.