Вы отправляетесь в незнакомые страны… Две документальные повести о русских разведчиках XIX века - стр. 11

В «Предписании от 24 июня 1866 года», подписанным генерал-майором Романовским говорилось: «Коллежский асессор Пашино отправлен мною из Туркестанской области в Оренбург к генерал-губернатору по неблагонадежности, и следующему при нём уряднику Уральского войска Блочкину строжайше приказано наблюдать, чтобы Пашино не входил ни в какие объяснения с туземцами и вообще не позволял себе никаких противослужебных разговоров. Если же коллежский асессор Пашино позволит себе нарушить данное ему по сему запрещение, то Блочкин обязан это открытое предписание предъявить ближайшему коменданту или воинскому начальнику, которых прошу тотчас же принять Пашино под свое наблюдение и отправить в Оренбург, уже под строжайшим присмотром офицера, с которым должен следовать и урядник Блочкин, и меня тотчас же о сём уведомить».

Д. В. Вележев. Ташкент. Рисунок из книги П. И. Пашино

«Туркестан в 1866 году»

Что же произошло? Нам представляется, что в истории с удалением Пашино из Ташкента могли сыграть два фактора. Либо оба вместе, либо один из них.

Мы уже упоминали, что своим назначением в Туркестан Пётр Иванович, скорее-всего, был обязан П. Н. Стремоухову, директору Азиатского департамента МИД России. Думаем, кроме официальных обязанностей драгомана (переводчика), Стремоухов поручил Пашино быть его негласным информатором. Получать сведения, так сказать, из первых рук, не приглаженных цензурой военного губернатора. Приведу письмо Пашино Стремоухову, содержание которого косвенно подтверждает эту версию.

«Милостивый государь, Петр Николаевич! Имею честь донести вашему Пр-ству, что 21 числа февраля я приехал в Оренбург и на другой день представился начальнику края. Об этом моем представлении я не имею ничего особенно интересного сообщить Вашему Пр-ству, разговор мой с г. Крыжановским ограничился обыкновенными фразами. Засим, до сегодняшнего вечера я успел повидать почти всех влиятельных особ Оренбурга. Каждый из них, конечно, разговаривал со мною о делах наших в Средней Азии вообще и на Сыре в особенности. Приводя всё услышанное мною в систему, я теряю голову: до сих пор я имел некоторое представление, гадательное, конечно, о положении дел наших в Азии и о самих ханствах, теперь же все слилось в одно туманное пятно или в быстро вертящийся хромотроп (световой калейдоскоп, вид зрелища – В. Ф.), в котором все цвета сливаются; словом, здесь каждый говорит своё: партия Черняева – одно, Крыжановского – другое. Крыжановский, по моему мнению, знает настолько Азию, насколько успел сам познакомиться с нею во время поездки в Ташкент. С ним никто здесь ничем не поделится, просто по русской лени, а если Крыжановский сообщит кому-нибудь свое мнение или соображение, то тот непременно поддакнет, потому что это легче и выгоднее, ибо вслед за сим является к генералу просьба о каком-нибудь сынке или племяннике. Раболепие ужасное, хотя, по-видимому, Крыжановский его совсем не ищет и, однако, не замечает. Между новостями, только что полученными с Сыр-Дарьи, первое место занимает, конечно, поход Черняева против Бухары на выручку своего посольства; потом освобождение обывателями Туркестанской области всех невольников во славу русского Царя-Освободителя, между которыми большинство купленных туркмены и персияне. Это всё, конечно, Вашему Пр-ству будет известно официальным путем раньше настоящего моего письма. Более новостей, подтверждаемых официальными донесениями из Ташкента, здесь нет или, хотя, быть может, и есть, но до меня не дошли. Впрочем, еще одно; вчера Романовский делал смотр 4-м батальонам, выступающим в Ташкент на всякий случай. Теперь позвольте сообщить Вам кое-что о бедном Струве. Вчера вечером Д. И. Романовский со мною делал амикальный