Все шансы и еще один - стр. 43
Лоран довольно поздно вернулся в свою квартиру на авеню Жорж-Мандель. Он поднялся на остекленном лифте, недавно установленном в этом старом, роскошном здании. Вышел из прозрачной клетки на седьмом этаже, перед единственной дверью на площадке в виде полукружия. Стал искать ключи. От одежды его пахло сигарами. Курильщики ему надоели, но он им испортил бы настроение, если бы стал протестовать против табака. Он зевнул, да так, что челюсти его щелкнули. Не переставал он удивляться техническому совершенству ключа и прилаженности его к замочной скважине. Мастер, устанавливавший систему, артист в своем деле, предупредил их: «Если вы потеряете ключ, придется менять всю систему». Потеря тотчас отмечалась новой установкой. Широким жестом слесарь охватывал замок, дверь, дом, всю жизнь. Он проник во вход, этот батискаф, открывающийся в весь мир богатств Эвелины. Во время их женитьбы абсолютно все, предусмотренное списком, составленным нотариусом, было на месте. «Подпишитесь, месье. Здесь – тоже». Он проставил на документе свои инициалы. «Вот так, и последняя подпись. А теперь вашу фамилию полностью и вашу обычную подпись». Документ подтверждал, что он ничем не владел. В приданое он принес только свою ненасытную амбицию к успеху в политике и надежды, которые другие возлагали на него. В начале супружеской жизни он действительно любил Эвелину. Затем он стал рассматривать ее скорее как блестящую спутницу в политическом ралли. С самого начала Моро сделал так, чтобы они избежали ловушки совместной жизни. Эвелина, супруга, о которой только можно было мечтать, не имела недостатков. Она постоянно проявляла несравнимое ни с чем чувство меры и выдающуюся деликатность. Как только кончилась их брачная ночь, исполненная как обкатанный номер совершенных дуэлистов под невинными взорами толстощеких ангелов отеля «Даниэли» в Венеции, Эвелина переехала в соседнюю комнату. Их миры были тотчас разделены небольшим салоном с окнами, смотрящими на Большой канал. Так что он мог засыпать один. Настоящий рай. Их подвиги в постели стали спортивными достижениями. Одни и те же предпочтительные позы их вежливо принимались как гимнастические фигуры. Оба старались доставить удовольствие друг другу. Каждая частица их тел, запланированная и почти зафиксированная, должна была получить свою долю «экстаза», чтобы акт считался выполненным как должно.
В тот вечер, как обычно, он положил свой портфель на пол, рядом с комодом, подписанным, отштампелеванным, проверенным экспертом, вызывавшим восхищение и мало использованным из-за хрупкости инкрустаций из слоновой кости и черного дерева. Он увидел записку, лежащую на мебели, освещенной дорогостоящей китайской лампой. Узнал почерк Эвелины: «Должна поговорить с тобой сегодня вечером. Целую и жду. Эвелина». Он тотчас сжался. От усталости он никак не мог, полагал он, слушать или говорить. Не мог выдержать продления этого дня. Его спальня по соседству с роскошной ванной и комнатой для занятий физкультурой дышала покоем и тишиной. Он заметил еще одну записку: листок, приклеенный к дверце шкафа: «Прошу тебя прийти. Жду тебя». Угрюмый и почитающий себя преследуемым, он снял пиджак. «Что за профессия! Какая бардачная профессия!» Он отстегнул и помочи. Они были осуждены Эвелиной, но после многолетней борьбы он приобрел право носить их. Он их по-настоящему отвоевал. Его связь с подтяжками вызывала в нем чувство вины, но он перешагнул через это: они обеспечивали ему состояние брюк в боевой готовности с безупречной складкой. Отправив обувь в угол, он снял носки и бросил их в люк для грязного белья. А через несколько секунд он был наконец под душем. Скоро, с расслабленными мышцами, он будет смотреть, растянувшись на кровати, конец американского фильма. Ему до сих пор не удавалось посмотреть фильм от начала до конца. Пришлось удовлетвориться последними кадрами, изображающими лицо преступника, корчившееся в гримасе со следами крови.