Всё это про любовь - стр. 12
– Это мой отец, – подсказал Эдуард Ляликович. – А это дядя. Дядя погиб в Гражданскую. Вот в высшей степени интересный снимок – мой последний выпуск. Бравые ребята, и девчонки подстать. А это мама в юности. Вот Люда… сарафан в горошек. Хорошая фотография, правда? Люда здесь очень сама себе нравится. Такие эмоции протекают из снимка. Вы замечали?
Признаться, я позавидовала этому дому. Тому, что он такой… спокойный и ладный, что у него есть хозяин и хозяйка. Пусть даже хозяйка – кошка.
Не хватало только детей. Визга, плача, смеха, беготни и стираных пелёнок на бесконечной бельевой верёвке. Такие верёвки подпирают палкой, чтобы бельё не волочилось по земле.
Будто услышав мои мысли, Эдуард Ляликович открыл альбом, вынул две фотографии. Юноша и девушка. Внизу подпись: Слава и Юлия.
– Мои. Они теперь совсем выросли, в Ленинград переехали. Там строят свою жизнь.
Красивое выражение: "Строить жизнь", в нём есть надежда и едва заметный обман. Обман в иллюзорном могуществе человека. На самом деле, это жизнь строит людей. Время рождает своих героев, время их топит (когда надоедают). Как слепых котят. Притом их же руками. Маяковский застрелился, Лиля Брик дожила до старости. До девяноста (кажется) лет. Умирала забытая и заброшенная, точно бестолковая ненужная кукла. Невольно задумаешься, какой вариант гуманнее?
Я оставила в комнате вещи, переоделась, сходила в душ. На краткий миг лень завладела моей душой – расхотелось куда бы то ни было идти, бежать, разбираться… копаться в людских пороках. Захотелось завалиться на скрипящую койку, взять детектив и читать-читать… посматривая на сирень за окном. Вдыхать аромат и пропускать нудные страницы.
Потом сварить из пескариков уху, накормить хозяина и его кошку. Смотреть, как они едят и думать (скрывая гордость) что такой вкусной ухи они никогда не пробовали.
*
Сахарный Дед – так я прозвала нашего соседа, – присутствовал на прежнем месте. Лишь только я вышла за калитку, он нахохлился и поманил меня пальцем. Смотрел лукаво с тенденцией к хитро. Я даже испугалась, что старый хрыч начнёт меня кадрить. Что я буду делать? Драпать? Или драться?
К удаче, опасения не оправдались. Дед заговорил "о высоком". Притом начал с подводки:
– Ты девка видная, титястая, дай бог тебе здоровья…
Я нейтрально кивнула. Не соглашаясь официально, но и не отрицая очевидного.
– Ты мне растолкуй, – продолжил дед и кивнул на лавку. Я присела, готовая к старту в любую секунду. – Евгения, это как по-нашему будет?
– Женя.
– А-а! – он обрадовался. – Генька! Была у меня одна Генька в пиисят четвёртом. Огонь, а не баба. С юбки выпрыгивала, так у ей жгло.