Воспоминания - стр. 24

В дни коронации я стал свидетелем одной сцены, которая поразила мое детское воображение. Однажды днем, когда мы сидели за столом, из соседней комнаты послышался стук копыт. Дверь распахнулась, и мы увидели стройного всадника на великолепной лошади, держащего в руке букет роз, который он бросил к ногам моей матери. Это был князь Грицко Витгенштейн[26], офицер Собственного Его Величества конвоя, очень привлекательный мужчина, знаменитый своими эксцентричными выходками, любимец всех женщин. Мой отец, возмущенный дерзостью этого молодого офицера, запретил ему на будущее переступать порог его дома.

Моим первым порывом было осудить поведение отца. Я был возмущен, что он так оскорбил человека, представлявшегося мне подлинным героем, реинкарнацией древних рыцарей, который не побоялся показать свою любовь столь благородным жестом.

Я переболел в детстве всеми детскими болезнями и долго оставался хилым и тщедушным. Моя худоба меня очень огорчала, и я не знал, что предпринять, чтобы потолстеть, но тут реклама, расхваливающая достоинства «Восточных пилюль», вселила в меня большие надежды. Я тайком попробовал их и был сильно разочарован отсутствием результата. Врач, который меня лечил, заметив коробочку с пилюлями на моем ночном столике, попросил меня объяснить, зачем они мне; когда я рассказал о своей неудаче, он очень развеселился, но посоветовал мне прекратить их принимать.

Меня наблюдали многие доктора, но я отдавал явное предпочтение доктору Коровину, которому из-за фамилии дал прозвище «дядюшка Му». Когда, лежа в кровати, слышал его шаги, я начинал мычать, и он, чтобы не оставаться в долгу, отвечал мне тем же. Как и многие старые врачи, он слушал меня просто через салфетку. Мне нравился запах его лосьона, и я долго считал, что голова врача непременно должна хорошо пахнуть.

Характер у меня был сложный. Я по сей день не могу без угрызений совести вспоминать тех, кто измучился, обучая и воспитывая меня. Первой стала моя немецкая нянька, вырастившая моего брата, а уже потом занявшаяся мною. Она потеряла рассудок из-за несчастной любви к секретарю моего отца (а возможно, также от моего дурного характера). Моим родителям пришлось положить ее в психиатрическую лечебницу вплоть до ее выздоровления, а меня перепоручить бывшей гувернантке моей матери, мадемуазель Верзиловой, милейшей женщине, доброй и преданной, которая в какой-то степени стала членом семьи.