Воспоминания - стр. 16
Александр II пообещал вмешаться, и Бисмарк получил предупреждение о том, что Россия готова объявить мобилизацию, если Германия станет упорствовать в своем воинственном настроении.
Мой дед страстно любил искусство во всех его видах и всю жизнь покровительствовал людям творческим. Большой поклонник музыки, он сам был превосходным скрипачом;
в его превосходной коллекции скрипок имелись созданные Амати и Страдивари. Предполагая, что я унаследовал от него музыкальные способности, моя мать заставляла меня учиться у профессора консерватории. Но все было тщетно, хотя для того, чтобы приохотить меня к этому делу, из футляра достали даже скрипку Страдивари. После полного провала этой попытки скрипку положили на место, а мои уроки закончились.
Коллекции, которые начал собирать еще князь Николай, были пополнены его внуком, как и он, любившим предметы искусства. В витринах его рабочего кабинета стояла немалая коллекция табакерок, наполненных драгоценными камнями хрустальных кубков и прочих дорогих безделушек. От своей бабки, княгини Татьяны, он унаследовал любовь к украшениям. Он постоянно носил при себе замшевый кошель, полный необработанных камней без оправы, которые любил перебирать и показывать друзьям. Помню, как в детстве я часто забавлялся, катая по столу восточную жемчужину, такую прекрасную и такой безупречной формы, что так и не пожелал ее просверлить.
Мой дед оставил много книг по музыке, а также большой труд по истории нашей семьи. Он был женат на графине Татьяне Александровне де Рибопьер[15]. Я не знал этой своей бабки, которая умерла еще до замужества моей матери. У нее было очень слабое здоровье, что побудило ее и деда часто и подолгу жить за границей, в городах с целебными водами и в Швейцарии, где у них было имение на берегу Лемана. Эти постоянные отлучки в конце концов повредили их состоянию в России. Приведение в порядок наших земель, слишком часто оказывавшихся в забвении, стоило моим родителям больших усилий.
Умер мой дед в Баден-Бадене после продолжительной болезни. Помню, что именно там я и навещал его в раннем детстве. Мы, мой брат и я, часто ходили к нему по утрам в скромный отельчик, где он остановился. Мы заставали его сидящим в вольтеровском кресле, с укутанными шотландским пледом ногами. Перед ним столик, уставленный пузырьками с лекарствами, также на нем всегда была бутылка малаги и коробка печенья. Там я выпил свои первые аперитивы.
Своей бабки по материнской линии я не знал. Мне рассказывали, что она была доброй, умной, образованной и, если судить по прекрасному ее портрету, написанному Винтерхальтером, красивой. Она любила окружать себя теми, кого мы по-русски называем «приживалками», лицами, чьи обязанности четко не определены, но которые часто встречаются в старинных русских семьях, где составляют часть дома. Так, единственной обязанностью некой Анны Артамоновны было следить за прекрасной соболиной муфтой, которую моя бабка хранила в чулане в картонной коробке. После смерти Анны бабка открыла коробку: муфта испарилась. На ее месте лежала записка, написанная рукой покойной: