Вошь на гребешке - стр. 27
Анг зарычал, не принимая ни единого довода и не имея внятных возражений. Вместо продолжения препирательств он молча принялся шить спину Черны, ловко сводя края раны. Было действительно больно, Черна то и дело прикусывала язык, жмурилась, убеждая себя, что вовсе не слезы текут по щекам, просто сор попал под веко.
– Все, – веско сообщил анг, протирая спину мехом плаща.
– Благодарю, – ответила Черна после размышлений.
– О, ты и это умеешь? – поддел Тох. Устало вздохнул, убрал лекарский набор и оттолкнул вьюк. Лег на спину, глядя в низкий потолок временного логова, укрепленный корнями, слабо светящимися зеленью. – Спи. Надо отдохнуть. Утром пойдем быстро, до коренной складки надо добраться в три дня, а буг у нас остался один на двоих.
– Если мне ничего не почудилось, тварь охотилась на саму лань, а откуда бы в задичалом лесу взяться серебряному чуду? И что могло помешать дивному созданию ускользнуть, она быстра, как луч света, так говорят легенды, – едва слышно прошептала Черна, хмурясь и нащупывая рубаху. – Тох, что-то крепко нездорово в нынешней ночи. Лань учуяла большую неправду… Зря ты спустил подневольную тварь с поводка близ жилья. Как ты вообще мог?
– Это не мои земли и не мой замок, – анг потянулся, поймал подругу за руку и привлек, норовя устроить на предплечье и укутать краем широкого плаща. – И не твой. Привыкай, мы более никого не оберегаем и не принадлежим никаким клятвам.
– Что меня разбудило? Серебро, – не слушая доводы, шептала Черна. – Кто мог подсветить? Тэра? Нет, она бы никогда… Она прорицательница, ей что серебро, что мрак – все чуждо, стороною бродит. Белёк? Он недоросль, покуда вальз из него так же не хорош, как и воин… Старшие вальзы? Нужна им недоученная соплюха, да и сами они – тьфу, серость. А почему у нас темно?
Черна высвободила руку, нащупала амулет на запястье, сняла колпачок и тронула фитиль лампады острием жар-камня44, по очереди поднесла к синеватому огоньку остывшие плошки с маслом, и расставила светильники в круг. Пещерка озарилась дрожащим светом, позволяющим теням прыгать и плясать, а взгляду – примечать то один закуток, то другой, неполно проникая в тайны ночи. Черна перекатилась к краю плаща, подтянула ближе свои вещи, встряхивая и запоздало укладывая аккуратно, чтобы занять руки. Пояс притаился змеей у стены, потянувшись к нему, девушка вздрогнула и прикусила губу. Две половинки деревянной дудочки лежали раскрытым коконом, левая была пуста, в правой копошился волос сплошного мрака. Лишь на миг увиделся этот волос и сразу затаился в тенях, но рука уже нашла жар-камень и без промедления вдавила его острие в петлю волокна тьмы.