Восемь гор - стр. 4

Настал конец семидесятых, и, пока в Милане не затихали сражения, родители вновь достали горные ботинки. Направились они не на восток, откуда приехали, а на запад, словно продолжая бегство по направлению к Оссоле, Вальсезии, Валле д’Аоста – высоким и суровым горам. Позднее мама рассказывала, что тогда ей впервые стало не по себе. По сравнению с нежным пейзажем Венето и Трентино горные долины на западе казались ей мрачными и темными, словно ущелья; скалы были влажными, черными, с множеством ручьев и водопадов. “Сколько воды, – подумала мама. – Наверное, здесь часто идут дожди”. Мама не знала, что вся вода вытекала из удивительного источника, к которому двигались они с папой. Они поднимались долиной, пока опять не выглянуло солнце: перед ними раскрылся пейзаж, и внезапно они увидели Монте-Роза. Арктический мир, вечная зима, наступающая на летние пастбища. Мама испугалась. Отец рассказывал, что он будто открыл для себя новое измерение: из человеческих гор он попал в горы, где живут гиганты. Разумеется, он влюбился в эти горы с первого взгляда.

Не знаю, где это произошло. Возможно, в Макуньяге, Аланье, Грессоне, Айясе. В то время мы, следуя за не знавшим покоя бродягой-отцом, каждый год приезжали на новое место у подножия покорившей его горы. Мне запомнились не столько долины, сколько наши дома, если их так можно назвать: мы снимали домик в кемпинге или комнату в пансионе и проводили там две недели. Нам всегда было слишком тесно и поэтому неуютно, мы не успевали привязаться к временному жилью, но отца это совсем не беспокоило – просто он этого не замечал. Приехав, он сразу переодевался: доставал из сумки клетчатую рубашку, вельветовые брюки, шерстяной свитер. В этой, старой, одежде он становился другим. Отец проводил короткий отпуск, бродя по горным тропам: уходил рано утром, а возвращался вечером или на следующий день – грязный, обгоревший на солнце, усталый и счастливый. За ужином он рассказывал о сернах и горных козлах, о ночевке под открытым небом, о звездах, о снеге, который там, наверху, идет даже в августе. Если отец был по-настоящему доволен, в конце он вздыхал: жаль, что вас не было рядом.

Дело в том, что мама отказывалась подниматься на ледники. Она испытывала к ним непонятный и непреодолимый страх: по словам мамы, горы заканчивались для нее на высоте три тысячи метров, как в родных Доломитах. Трем тысячам она предпочитала две тысячи – пастбища, горные речки, леса, ей нравилась и высота тысяча метров – там текла жизнь деревушек, построенных из камня и дерева. Когда отца не было, мама любила гулять со мной, пить кофе на площади, сидеть вместе на лугу и читать мне книжки, вести разговоры с прохожими. Наши постоянные переезды доставляли ей беспокойство. Ей хотелось иметь собственный дом, хотелось возвращаться в одну и ту же деревню; мама часто просила об этом отца, но он отвечал, что деньги есть только на съем миланской квартиры. Тогда мама назвала сумму, которой должно было хватить, и отец разрешил ей заняться поисками.