Вопреки - стр. 41
— Больно? — вскидывает на меня глаза. Они у нее сейчас, как морское дно. Глубокие и красивые, маняще приглашают утопиться.
— Нормально.
— Прости.
— За что? — отбираю ватный диск, более жестко протираю сбитые костяшки.
— Я пыталась тебе сказать. Правда. В тот день, когда мы встретились в кафе с Тимуром, с тобой и Аркадием. Потом Адам увез меня в Америку. Я так поняла, именно его ты попросил присмотреть за мной, если... — отводит глаза в сторону, кусает свои губы, я не спешу ей помогать в разговоре.
— Он мне сказал, что ты умер.
— Прямым текстом?
— Нет. Косвенно намекнул, что тебя в живых нет, и мне нужно подумать о себе и ребенке. Ты же не убьешь его? — в глазах страх, переживает за шкуру Тайсума. Конечно, я хочу его убить. Удушить. Собственными руками. Только не буду этого делать. Есть кое-какие моменты, которые никак не укладываются у меня в голове, а ответы знает Адам.
— Я подумаю, — напускаю тумана, дую на костяшки и встаю, хотя совсем не хочется оставлять растерянную Марьяну. — Я бы хотел поближе познакомиться с дочерью.
— Герман, я не думаю, что это хорошая идея, — вскакивает на ноги, заламывает перед собой руки. — Сам подумай. Завтра ты улетаешь, а она будет тебя потом ждать...
— А я вернусь, — в голосе металл и излишняя жесткость, из-за этих ноток Марьяна отшатывается от меня, хмурится. — Я завтра улечу, у меня есть неотложные дела по работе, но при первой возможности вернусь сюда и буду наверстывать все, что потерял за эти годы.
— А потом опять исчезнешь, когда наиграешься в папочку? Я тебе не позволю, Герман! Это мой ребенок! Слышишь?! Мой!
Хватаю Марьяну за локоть и притягиваю к себе. Она сразу же упирается ладонями мне в грудь. Уничтожающе смотрит в глаза, взволнованно дышит, не скрывает свою антипатию ко мне. А ведь было время, когда испытывала совершенно другие чувства, растворялась во мне, живя только мной и ради меня.
Знаю, что целовать ее сейчас не самый лучший выход, но неудержимо тянет ощутить мягкость ее губ. Мне хочется вдохнуть ее запах, заполнить ее собой. Пропитать ее собой, чтобы мой запах был у нее не только на одежде, но и на коже, на волосах. Чтобы он въелся настолько сильно, что потом невозможно было его перебить ни шампунем, ни гелем для душа, ни духами. Лишь в последнюю секунду замираю в миллиметре от ее губ, погружаясь в темноту ее расширенного зрачка.
— Сегодня ночью я приду к тебе в комнату. И твоя дверь не будет заперта, — голос хрипит, я не скрываю от нее свои намерения. Пусть теперь весь день мается. Я уверен на все сто процентов, дверь она не закроет.