Вопреки - стр. 43
— Ты красивый.
— Ты тоже.
— Покатаешь меня плечах?
— Кэти! — все же встревает Молли, и хочется эту девицу послать на три буквы. Награждаю ее сердитым взглядом, отшагивает назад.
— Конечно, — встаю, подхватываю девочку подмышки. Она радостно взвизгивает, цепляется за мои волосы, когда усаживаю ее на плечи.
— Молли, смотри, какая я большая! Я все вижу! Вперед! — повелевает мной моя королева, которой я только что по умолчанию присягнул служить верой и правдой, любить до последнего вздоха.
Мы с дочкой, именно «мы с дочкой», доходим до конюшни. Малышка без устали рассказывает мне все, что видит, добавляя свое. И ей не очень-то и нужны мои ответы, главное, чтобы слушал и иногда что-то мычал. Если задерживаюсь с ответом, она нагибается и заглядывает мне в глаза.
— Ты хороший, — подытоживает Кэти, когда мы не спеша возвращаемся к административному зданию.
Она идет рядом со мной, держит за руку. Ее маленькая ладошка утопает в моей руке. Никогда не отпущу эту руку. Сдохну, но не отпущу. И все ради нее сделаю. Даже уломаю ее мамочку на совместную жизнь.
— А ты придешь мне сказку читать? — бесхитростный ребенок дает мне козырь в руки, не подозревая об этом. Все складывается именно так, как я говорил Марьяне: приду к ней вечером, дверь будет не заперта.
— А какую ты сейчас слушаешь сказку?
— Про «Аленький цветок». Про чудище, которого никто не любил. Мама говорит, что это чудище сам никого не любил. И невозможно любить того, кто не любит сам, — почему-то у меня возникает впечатление, что Марьяна говорила дочери обо мне через эту сказку.
— А ты как к чудищу относишься?
Кэти задумывается, вытягивает губы, поднимает на меня глаза. Надеюсь, она не разделяет точку зрения матери.
— Мне его жалко. Это ведь он одинок. Никто с ним не дружит и не делится с конфетами. У него нет ни друзей, никто к нему в гости просто так не придет. А как можно кого-то полюбить, если все его сторонятся? Мама! — Кэти вырывает руку, я чуть ли не хватаю ее ладонь обратно, сдерживаю порыв в последний миг.
У меня на душе полный хаос, возникший из-за слов трехлетнего ребенка. Я с напряжением наблюдаю, как бежит навстречу Марьяна, как подхватывает дочь, прижимает к себе, уничтожающе смотрит в мою сторону. Сзади спешит Молли, которая забирает Кэти. Марьяна улыбается дочери, как только ее уносят, поворачивается ко мне. Ее голубые глаза ничего хорошего не обещают.
— Какого черта! — рычит, приближаясь ко мне.
Насмешливо улыбаюсь, засовывая руки в карманы джинсов, чтобы не схватить эту тигрицу и не прижать к себе.
Мне нравится эта Марьяна. Напоминает ту дерзкую девушку, которая, трясясь от страха, смотрела прямо в глаза, которая не боялась высказать все, что думает. Она цепляла, она заставляла вновь и вновь обращать на себя внимание. Потом тот интерес перерос в другое чувство — желание обладать ею, властвовать над ее мыслями, диктовать ей свои поступки, заставлять говорить свои слова. И это мне удалось. Марьяна влюбилась, растворилась в любви, заставляя меня испытывать неведомые до встречи с ней чувства.