Вопреки - стр. 34
— Ты всегда была в Вайоминге? — тихо, почти шепотом спрашиваю, боясь спугнуть. Марьяна смотрит перед собой, обхватывает чашку двумя руками и делает глоток. Судя по запаху, пьет какао.
— Нет.
Ее односложный ответ никак не помогает найти подход к ней, но я упрямо намерен добиться от нее хоть какого-то диалога со мной. Слишком мало времени до моего отъезда, а потом хрен его знает, когда я смогу вновь вырваться в США. О том, что Марьяна с Кэти поедут со мной, пока и речи нет.
— А как ты оказалась здесь?
— Вышла замуж, — поворачивает ко мне голову, насмешливо приподнимает уголок губ.
— По любви? — встречаемся глазами, не моргаю, она тоже смотрит в упор. Пытаемся друг друга переглядеть, но то ли я потерял способность давить на нее взглядом, то ли Марьяна стала морально сильнее.
— С какой целью интересуешься?
— У меня к тебе по-прежнему чувства.
— У меня их нет, — резко парирует, опуская голову, именно поэтому я ей не верю. Мне хочется обхватить ладонями ее лицо и смотреть в глаза, пытаться все рассказать взглядом, а не словами, потому что говорить о чувствах не умею. Не учили.
Какое-то время Марьяна молчит, крутит кружку. Я кладу свою руку ей на коленку, она вздрагивает и скидывает ее. Возвращаю вновь, опять скидывает. Какое-то время я забавляюсь этой борьбой, а она злится, чувствуется по частому дыханию, по громкому сопению.
— Послушай, Герман, — не выдерживает, поворачивается ко мне всем корпусом. Свет с веранды освещает ее лицо, и вижу, как подрагивают ресницы, как дергаются губы.
— Внимательно слушаю.
— Я не знаю, на что ты рассчитывал, приезжая сюда, но должен был понимать: как прежде между нами не может ничего быть. Наши жизни разошлись в разные стороны. Я вообще... — прикусывает губу, хмурится, а вместе с ней хмурюсь я. — Ближе к делу, я замужем. Счастливо и благополучно. У меня чудесная дочка, которой я желаю спокойного детства, и это место самое лучшее для нее на данный момент...
— Ты лжешь, Марьяна.
— В чем? — недоуменно смотрит на меня, я склоняю голову набок.
— Ты говоришь о муже, при этом ночью сидишь на крыльце одна. Будь ты со мной, тебя бы бессонница не мучила.
— Будь я с тобой, я бы просыпалась каждые полчаса в страхе за свою жизнь и жизнь моей дочери. Извини, уж лучше я буду мучиться бессонницей, не тревожа сон мужа, чем каждый раз вздрагивать от любого шороха.
— Я завязал.
— Поздравляю. Поверь, жизнь в законе есть.
— Не ерничай.
— Даже не начинаю.
— Но ведь нам было вместе хорошо.
— Ключевое слово «было», — усмехается, я сжимаю зубы, разглядывая ее профиль.
Она опять смотрит перед собой, а я ловлю себя на том, что в прошлом так долго на нее не смотрел в разговоре. Свидетелем моих нежных взглядов, трепета в груди, прикосновений к спящей Марьяны был рассвет. Я позволял себе быть слабым, когда никто меня не видел. Позволял любви, которая теснилась у меня в груди, выплескиваться в одиночестве. Как только Марьяна открывала глаза, приходилось натягивать на себя маску отчужденности, пренебрежительности, ублюдочности.