Волшебная сказка - стр. 2
В воображении Нади мелькают картины прочитанного. Веселая охота… Звуки рога… лай собак… Нарядные полумужские костюмы у дам… Развевающиеся перья беретов… Изящное оружие… Изысканная речь… звонкий смех молодой красавицы герцогини… И вдруг волк, страшный, огромный волк бросается на отважную красавицу… Меткий выстрел, пуля попадает прямо в пасть чудовища, общие поздравления и заздравная чаша, поднятая в честь молодой охотницы. Потом вечер… Роскошно иллюминованный дворец герцога… Тихо плещущие среди таинственного сада фонтаны… Серебристое сияние месяца, заливающее грот и красавицу герцогиню, которая выслушивает признание графа… Какие изысканные слова, какие речи! Все это так ярко переживает Надя в своем воображении, заслонившись сказочными образами от действительной жизни, так живо и ярко! И словно падает с облаков на землю, очутившись перед тетей Ташей, поджидающей племянницу на своем обычном месте.
– Наденька!
Тетя Таша так трогательна сейчас с ее мгновенно просветлевшим лицом и радостной улыбкой, появившейся при виде Нади. Надя – ее любимица. Изо всех детей покойной сестры, которых теперь вот уже восемь лет воспитывает тетя Таша, Надя ей всех дороже и милей. По ее же, теткиному, настоянию Надю отдали в институт на казенный счет. Отдали вопреки желанию отца. Маленький банковский чиновник, обреченный получать всю жизнь пятьдесят рублей жалованья, сын слесаря, с трудом убедивший в свое время отца отдать его в городское училище, Иван Яковлевич Таиров с трудом выбрался в люди, стал грамотным работником. Старшего сына, Сергея, ему удалось определить в гимназию. О Наде же отец имел свое особое мнение, совершенно обратное мнению свояченицы. И поэтому, когда четыре года тому назад Татьяна Петровна пристала к зятю с настойчивыми просьбами отдать Надю в институт, благо она имела на это право как бывшая институтская служащая, Иван Яковлевич долго упорствовал и не сдавался на просьбы.
– Нечего баловать девчонку, – со свойственной ему грубой прямолинейностью отметал он все доводы тети Таши. – Чем она лучше других ребят – Клавдии, Шуры? А те ведь об институте и мечтать не смеют. Не принцесса какая-нибудь, нечего ей из среды своей лезть… Еще заважничает, пожалуй, с разными там аристократками якшаться станет, нос задирать. Не потерплю, отдам в мастерство, как Клавдию, больше толку будет. В профессиональную школу куда-нибудь… А то: ин-сти-тутка! Скажите на милость, важная птица какая!
– Братец! Разрешите! Сами потом благодарить будете! Ведь если наша Надя кончит курс в институте, диплом получит. А с дипломом ей всюду дорога открыта. Классной дамой может быть, учительницей. Наконец, на курсы поступит. Свое учебное заведение откроет, если захочет. И потом ведь платить за нее не надо, братец, за Наденьку, за мою двадцатипятилетнюю службу в стенах института ее даром, на казенный счет, примут. Должны же они мне что-нибудь сделать! Ведь я столько сил и здоровья потеряла, заботясь и денно и нощно о казенном добре. Не мешайте же счастью Нади, братец, разрешите ей поступить в институт!