Размер шрифта
-
+

Внедроман - стр. 5

Михаил резко схватился за стол ещё крепче, уже не скрывая своего состояния, однако движение оказалось слишком поздним и слишком отчаянным – он потянул кресло, гулко рухнувшее на пол, и сам полетел вслед за ним, потеряв равновесие и контроль над собственным телом. Удар был глухим, болезненно звонким, и в ушах Михаила отозвался мучительным эхом.

Зал словно застыл, как если бы само время вдруг решило посмеяться и остановиться, чтобы запечатлеть происходящее получше и посмеяться над этим позднее. Партнёры смотрели на распростёртого на полу Михаила с выражением абсолютного недоумения, будто надеялись, что это какая-то нелепая шутка, очередная эксцентричная выходка начальника, придуманная для того, чтобы вернуть их в чувство и заставить думать быстрее.

– Оригинально, Михаил Борисович! – голос одного из партнёров, наполненный неуверенным смешком и почти искренним восхищением предполагаемым режиссёрским мастерством, разрушил повисшую тишину. – Вы снова решили напугать нас до полусмерти своей маленькой театральной постановкой?

Никто не ответил, даже не улыбнулся – улыбка партнёра повисла в воздухе нелепой гримасой, постепенно угасая в тревожном молчании. На полу перед ними лежал Михаил Конотопов, человек, привыкший управлять любым спектаклем, а теперь сам ставший заложником этой непредвиденной сцены, с участием в которой он явно не соглашался и о которой ничего не знал.

Несколько мгновений никто в зале переговоров не решался даже пошевелиться: все присутствующие внезапно превратились в замороженные фигуры из музея восковых фигур. Их взгляды, до этого растерянные и испуганные, теперь напоминали рыбьи глаза: такие же пустые, мутные, ничего не понимающие, как будто глядящие сквозь, а не на что-то.

Партнёр, только что пошутивший, по-прежнему улыбался, но улыбка его медленно сползала с лица, превращаясь в жалкое подобие гримасы уличного комика, внезапно осознавшего, что его номер не смешон, а зрители вот-вот начнут кидать помидоры. Он поёрзал на стуле, почувствовав, как костюм вдруг стал слишком тесным, а галстук намертво сжал шею, словно символично намекая, что шутки не удались.

В тишине первым очнулся юрист, привычный к тому, что его профессия требует быть серьёзным в самых нелепых ситуациях. Он кашлянул, собрал в голос остатки строгости и громко, словно обращаясь к свидетелю на суде, произнёс:

– Михаил Борисович, с вами всё в порядке?

Ответом ему было абсолютное молчание. Михаил продолжал лежать на полу, неподвижный, словно манекен, случайно сброшенный со стеллажа. Вопрос повис в воздухе комичной нелепостью, потому что очевидно, что с Михаилом Борисовичем было всё, что угодно, кроме порядка.

Страница 5