Вишневый сад и другие пьесы. Том 5 - стр. 13
Современный прозаик словно продолжает размышления теоретика: «Одних героев автор „лепит“… других „рождает“… как живого человека; одни разрешены „извне“, другие – „изнутри“; одни ближе автору, родней, „дороже“, другие – дальше, двоюродней… наконец, одни есть, по давно укоренившемуся делению, второстепенные, другие – главные, причем второстепенные второстепенны не по нагрузке и роли в сюжете, они второстепенны по качеству (в диалектическом понимании), по сравнению с героем „главным“. И главный, и второстепенный населяют одно пространство повествования и взаимодействуют как живые люди, то есть по демократическим идеалам жизни и тот и другой равноправны. Неравноправны они все по тому же своему происхождению (способу рождения) и по мере нашего читательского сочувствия, объясняющегося мерой узнавания, выражающегося в олицетворении себя в герое… Что такое литературный герой в единственном числе – Онегин, Печорин, Раскольников, Мышкин?.. Чем он отличен от литературных героев в числе множественном – типажей, характеров, персонажей? В предельном обобщении – родом нашего узнавания. Персонажей мы познаем снаружи, героя – изнутри; в персонаже мы узнаем других, в герое – себя»[22].
Суждения А. Битова точны и глубоки в применении к «дочеховской» традиции. Но кто здесь, в «Вишневом саде», дан «снаружи», а кто «изнутри»? «Снаружи», пожалуй, один лишь Яша. В других случаях художественная «оптика» постоянно меняется. Глубоко прав много ставивший Чехова венгерский режиссер И.Хорваи, сказавший о его «внешне-внутреннем видении»[23].
Чеховская драма если не отменяет, то необычайно сглаживает границу, существовавшую столетиями, – эстетическую границу между главным и второстепенным персонажами.
Действительно, об одних персонажах «Вишневого сада» говорится больше, о других – меньше, но разница эта, скорее, количественная, ибо каждый из них не «персонаж», но – герой.
Гоголевский Бобчинский или, скажем, Кудряш Островского не могут оказаться в центре внимания, стать «героями» пьесы, для этого в «Ревизоре» и «Грозе» мало драматического материала. Граница между этими «персонажами» и Хлестаковым, Катериной непреодолима. Напротив, легко представить себе водевиль (но чеховский, далеко не беззаботно смешной!) о Епиходове, сентиментальную драму о Шарлотте, вариацию на тему «все в прошлом», героем которой будет Фирс, «историю любви» (тоже по-чеховски парадоксальную) Вари и Лопахина и т. д. Для таких «пьес в пьесе» (рассуждают же литературоведы о «пьесе Треплева») материала вполне достаточно. Едва ли не каждый персонаж «Вишневого сада» может стать героем, в каждом – при желании – можно узнать себя. Происходит это потому, что все они так или иначе участвуют в основном конфликте драмы. Но смысл этого конфликта иной, более глубокий, чем это казалось современникам.